Чудеса Антихриста

Когда он замолчал, они начали радостно кричать, что они последуют за ним и сделают все, что он им прикажет.

В одно мгновенье он приобрел над ними власть. Он был так прекрасен и величествен, что они не могли противостоять ему. A вера его была так сильна, что захватывала и покоряла всех.

В эту ночь в Диаманте не было ни одного бедняка, который не верил бы, что скоро Гаэтано создаст для них беспечальные, счастливые дни. В эту ночь все голодные отошли ко сну с твердой уверенностью, что при пробуждении они увидят перед собой стол, покрытый яствами.

И в словах Гаэтано было столько власти, что он мог убедить стариков, что они еще молоды, а дрожащему от холода внушить, что ему тепло. И чувствовалось, что обещания его должны исполниться!

Он — властелин нового времени. Руки его исполнены щедрот, и с его возвращением на Диаманте польются счастье и благоденствие.

* * *

На следующий день вечером Джианнита вошла в комнату больного и шепнула донне Микаэле:

— В Патерно началось восстание. Там уже нисколько часов идет стрельба; слышно даже здесь. В Катанию послано за войсками. И Гаэтано говорит, что то же самое скоро начнется и здесь. Он говорит, что восстание должно вспыхнуть сразу во всех городах Этны.

Донна Микаэла сделала Джианните знак остаться с отцом, а сама вышла из дому и перешла в лавку донны Элизы.

— Где Гаэтано? — спросила донна Микаэла. Я должна поговорить с ним.

— Бог да благословит твои слова, — отвечала донна Элиза. — Он в саду.

Она перешла двор и вошла в садик, обнесенный каменной стеной.

В этом саду было много извилистых тропинок, переходящих с одной террасы на другую. В нем было много беседок и укромных уголков. И все так густо заросло плотными агавами, толстыми пальмами, толстолиственными фикусами и рододендронами, что ничего не было видно на расстоянии двух шагов. Донна Микаэла долго блуждала по бесчисленным тропинкам, пока наконец увидала Гаэтано. И чем дольше она ходила, тем сильнее становилось ее нетерпение.

Наконец, она нашла его в отдаленном углу сада. Она заметила его на нижней террасе, расположенной на одном из бастионов городской стены. Гаэтано сидел и спокойно высекал статуэтку. Увидя донну Микаэлу, он поднялся и пошел к ней с протянутыми руками.

Она едва поздоровалась с ним.

— Это правда? — спросила она. — Вы вернулись, чтобы погубить нас?

Он громко рассмеялся.

— Здесь был синдик, — сказал он. — Приходил и настоятель. А теперь являетесь вы?

Ее оскорблял его смех и упоминание о синдике и священнике. Ее приход имел совсем другое и большее значение.

— Скажите мне, — настойчиво повторила она, — правда ли, что сегодня вечером у нас произойдет восстание?

— О, нет, — отвечал он. — Восстания у нас не будет. — И он произнес это так печально, что ей почти стало жаль его.

— Вы причиняете донне Элизе много горя! — воскликнула она.

— И вам тоже, правда? — произнес он с легкой насмешкой. — Я причиняю вам всем много огорчений. Я — потерянный сын, я — Иуда, я — карающий ангел, изгоняющий вас из этого рая, где питаются только травой!

Она возражала:

— Может быть, мы находим, что лучше оставаться, как есть, чем быть расстрелянными солдатами.

— Да, гораздо лучше голодать. Ведь к этому уже привыкли!

— Нет ничего приятного быть убитым разбойниками.

— Но зачем же допускают существование бандитов, если не хотят быть ими убиты?

— Да, я это знаю, — проговорила она, все больше волнуясь. — Вы хотите уничтожить всех богатых!

Он ответил не сразу, он стоял и кусал себе губы, чтобы не быть слишком резким.

— Позвольте мне высказаться вам, донна Микаэла! — сказал он, наконец. — Позвольте мне объяснить вам!

Он сразу успокоился и так просто и ясно рассказал ей про социализм, что его понял бы и ребенок.

Но она была далеко от того, чтобы следить за ним. Может быть, она и могла, но не хотела.

В эту минуту она совсем не хотела слушать о социализме.

При виде Гаэтано ее охватило какое-то необъяснимое чувство. Земля заколебалась у нее под ногами, и она почувствовала невыразимое блаженство.

«Боже, да ведь я люблю его, — думала она. — Я люблю его!»

Пока она искала его, она прекрасно знала, что она ему скажет. Она хотела вернуть его к детской вере. Она хотела доказать ему, что это новое учение ужасно и достойно порицания. Но любовь спутала все ее мысли. Она ничего не могла ответить ему. Она только слушала его и удивлялась его словам.

Она в изумлении спрашивала себя, не стал ли он еще прекраснее, чем был раньше. Она никогда не терялась так при виде его, никогда она так не волновалась. Или это было потому, что теперь он стал свободным и сильным человеком? Она пугалась, чувствуя, какую власть он имеет над ней.