Я не раз наведывалась на Полуночный рынок. О месте и времени его проведения узнавала от Лиллы.
Покупала редкие приправы, саженцы, книги. Мне нравилось там бывать. Щекотало душу ощущение таинственности и опасности, завораживали приглушенные огни, разнообразие товаров и лиц – на Полуночный рынок стекались жители других городов и деревень, приезжали торговцы и контрабандисты со всего побережья.
Сегодня я впервые отправилась на Полуночный рынок не покупать, а продавать. А значит, уверенно и окончательно перешла на другую сторону закона.
Кольнула совесть, но, как всегда, проснулась она слишком поздно.
Я вошла в квартал Золотарей и приближалась к Мусорной пустоши. Когда-то здесь жили рабочие, которые собирали и сортировали мусор. Сейчас их работу выполняли Коптилки, поэтому многие ветхие домишки пустовали и грозили рухнуть в любую минуту.
Фонарей в этом квартале почти не было, приходилось чуть ли не на ощупь пробираться через лабиринт темных узких улочек и проулков, становившихся все уже.
Ржавые колодезные насосы тоскливо поскрипывали сами по себе, под ногами хлюпали нечистоты. В каменных стенах домов чернели проемы, из-за острых крыш поднималась желтая луна.
Мне было здорово не по себе. Занта, почувствовав мое состояние, весело муркнула из сумки – «не бойся, хозяйка, я с тобой, вдвоем не пропадем!»
Квартал постепенно наполнялся людьми. Неясные тени двигались вдоль заборов, выныривали из переулков, спешили вперед с тюками на плечах.
И вот, миновав обвалившиеся каменные ворота, я попала на Мусорную пустошь, где этой ночью сошлись продавцы и покупатели того, что закон запрещал выставлять на прилавки.
Среди низких полуразрушенных сараев, ржавых мусорных ящиков, двигались сотни людей. Торговцы разложили товары на самодельных прилавках – ими служили доски да пара кирпичей. Вполголоса рядились, смеялись, ругались. Трещали факелы, тускло горели фонари, алели угли жаровен. И над всем этим в черном небе висела луна, подсвечивая рваные тучи нездоровым желтым светом.
Ноздри заполняли едкая горечь дыма, острый аромат пряностей, кисловатый запах пива.
Густой туман придавал картине оттенок нереальности. Погрузиться в это измерение города было соблазнительно и страшно. Порой тут заключались сделки такого мутного свойства, что лучше о них не знать – целее будешь.
Но не это ли нужное место для поиска того, кто может продать вам зачарованный магией саженец, способный обратить человека в дерево?
Прежде чем приступить ко второму делу, с каким явилась на Полуночный рынок, следовало покончить с первым. Я прижала сумку с Зантой к груди и двинулась вглубь толпы.
Сложно было не останавливаться у самодельных прилавков, чтобы исследовать выложенные на них товары.
У края торжища бедняки сидели, понурившись, подле своих немудреных сокровищ, в надежде найти на них покупателя и разжиться парой эленов до жалованья. Вязаные вещи, гнутые жестяные тарелки, прохудившиеся ботинки и покрытые сколами цветочные горшки были выставлены на крышках вкопанных в землю мусорных баков и пропитывались исходящими от них миазмами.
На расстеленной ветоши рабочие раскладывали вещи, украдкой вынесенные за проходные заводов: мотки проволоки, слитки олова, инструменты.
Стеклодув бережно вынимал из соломы сосуды удивительных форм – кувшины с закрученными в спираль носиками, чашки с ручками у донышек, кривые блюдца. Все, несомненно, забракованные десятником на заводе, но не отправленные на свалку.
Удобные места ближе к центру заняли торговцы краденым, контрабандисты и бродячие коробейники.
Вот тут-то глаза разбегались, вот тут-то захватывало дух!
Я непреклонно прошла мимо прилавка торговца засахаренными цветами. Позволила себе бросить лишь один взгляд на прилавок заезжего часовщика, где громоздились круглые, квадратные, восьмиугольные, водяные, огневые, воздушные часы. Свет фонарей разбивался в их стеклах на тысячи огоньков, а тиканье и звон заглушали рокот толпы.
Минуя прилавок с ароматическими свечами, я задержала дыхание, поскольку продавец зажигал фитили, чтобы привлечь покупателей.
Свечи изготавливали в Афаре, и капитаны привозили их контрабандой, спрятав глубоко в трюмах. Дым свечей пах сладко и тревожно и вызывал у вдыхающего острый голод, неутолимую жажду, исступленную страсть или безрассудную ярость.
Вот уже один из зевак, втянув полные легкие ядовитого дыма, с безумными глазами кинулся на поиски либо прилавка со съестным, либо веселой девицы, которая явилась на рынок, чтобы найти спутника на ночь.
Время от времени я замечала в толпе знакомых. Гейла и Сона бродили по рядам с корзинами, полными пирожков, сочно переругивались и смеялись.
Возле книжного прилавка переминался с ноги на ногу Чест и нудно торговался за фолиант со слежавшимися порыжевшими страницами, столь старый, что он напоминал кирпич.
– Где торговец животными? – спросила я пробегающего мимо мальчишку.
– У угольного сарая, – бросил тот на ходу.
Сарай приютился в дальнем углу Мусорной пустоши. Крыша его обвалилась, фундамент просел, а подле выщербленой стены стояли десятки клеток.