Чудны дела твои

Несут, что есть, над головой,

Спешат конечно на свободу.

В микрорайон этажный, неродной

И неуютный, чтобы с ходу

Занять квадратные квартиры

И в зиму лютую в сортирах

Читать газеты обо всём

И коротко о том,

Что дом на улице Серова,

Построенный в том веке топором,

Пошёл на слом.

В рыжем

И снова осень солнечная, в рыжем

Плетёт в деревьях золотую нить

И с каждым днём к лицу всё ближе, ближе

С желанием прекрасным, погубить…

И не уйти, не отвернуться,

Объятья осени сильны, что очень хочется

От счастья захлебнуться

По обоюдному согласию, в любви.

Иду

Иду без всякой цели,

Как скатерть мне легла,

И чтоб не говорили,

То не моя вина,

То мне большой подарок…

Мозги не напрягать,

А чтобы был достаток,

Пинай себя мечтать.

Но в этом деле главное

Вперёд не забежать,

Не сесть на всё забавное,

Придётся же страдать…

Не пить вина десертного

И рябчиков не есть,

Ходить вокруг чудесного

И к чуду не присесть.

Вот оно

Вот оно, то золотое время,

Когда весь мир перед тобой

И можно ставить ногу в стремя,

И мчаться за своей мечтой.

Но не угнаться, знаю точно,

Все письма, что с пометкой срочно,

Оказываются в ящике стола.

Забытыми на год, на два и навсегда…

Так выживает юности мечта,

И будет жить, пока мечтою остаётся,

С пометкой срочно, в ящике стола.

В запале

Кони долго бежали

И вот встали, устали,

Белый пар из ноздрей,

Только конник в запале

Всё стегает коней,

Всё кричит и блажит,

Всё бежит в нём дорога,

Но, а кони никак,

Никакая подмога

Не поставит их ногу

На степную дорогу,

Кони медленно вниз

Прилегли и слегли,

Только кровь из ноздрей,

Только глаз всё мутней.

Рикошетом…

Жизнь во мне, вокруг меня

Водоворот привычных обстоятельств,

Вползающих и выползающих из дня…

Никак, ничем не обозначен.

Не принимая, не кляня

Ведь можно жить, не ведая об этом,

Без боли в сердце, без огня,

Всё время с птицами и летом,

Над суетой, над всем живым,

Которым выпало – всё это…

Иова понял бы меня

И всех, кто рядом – рикошетом.

Как смогла…

Белое утро над серой деревней,

Женщина в платьице, птицею, тенью

От дерева к дереву и в переулок,

Дверь на крючок и молчок.

Страшно… не где эту ночь провела,

Страшно… как в комнату к деткам вошла,

Что это было… как смогла, как забыла

Сколько годочков лишь мужа любила.

Страшно… не то, что давно на погосте

Земля стережёт его белые кости,

Страшно… что плоть взяла вверх, победила,

Где-то под сердцем рвануло, заныло,

Завыла… как смогла, как забыла.

Сквозь

Сквозь паутину солнечного дня,

Иду походкой человека

Принявшего четыреста вина,

Приветом ускользающего века.

И пусть во всяком поражении

Победы славной вызревает полотно,

Мне этот день в одно мгновение

Поставит жизнь копейкой на ребро.

Я этот день хочу прожить иначе,

Могу и вовсе выйти из него,

Довериться лишь Богу и удаче,

Такое вот, простое торжество.

О пироге…

Куда бы улица не шла,

не убегала б из-под ног,

куда бы речка не текла,

нам всё равно, наискосок

и с ходу, в чём мать родила,

ныряем в воду и плывём

до каменных коней,

кто будет целый день

владеть табуном лошадей,

на спинах их лежать

и греться, и мечтать…

о пироге с малиновым вареньем,

стакане молока,

вот объеденье, сквозь мгновенье.

Не пиши

Не пиши мат на заборе,

Силу их не навлеки,

Впереди и сзади море

Ненависти и любви.

Впереди и сзади люди

И не всякий кто поймёт…

Каждому не дашь на блюде,

Не накинешь на роток.

Не ходи за все три моря,

Не ищи судьбы иной,

Здесь твоя пригоршня горя,

На могилках, за горой.

Здесь твоё земное племя,

Судный день здесь ожидать,

Потеряешь только время,

Будет ли потом, что жать.

Ведь

Ведь Бог весть что

творится в наших душах

какие ангелы архангелы поют

когда мужья встречают жён с цветами

когда натоплено в квартире и уют

от лампы под зелёным абажуром

от часиков что время стерегут

чуть отвернёшься встанут

и бездна падших тот час же воспрянет

и увлекут и разыграют как по нотам

сыновью ласку и заботу

не усомнишься ни на йоту

в какую сторону грести

всё сотворится в полу мраке

не по любви да и не в драке

Ком

Мне осень снова подарила

Печальное воспоминание о том,

Что это, всё, когда-то было

И подкатился к горлу ком,

И стало воздуху чуть меньше

В огромной комнате, и за окном,

Воспоминаний только больше,

Пред недописанным холстом.

Живые краски дней ушедших

Отчётливей и ярче, чем тогда,

Когда я наносил их безмятежно,

Не зная, что они пробьют года,

И вот, они, опять во мне ожили,

И заболела очерствевшая душа,

Они меня чудесно воскресили,

Мечту вернули, в прошлом вороша.

Она меня в сентябрь погрузила,

Заставила молитвенно читать

Слова, которые в меня вложила,

Которые сейчас лишь смог принять…

Она ж меня по вехам разложила

И соединила снова по верстам.

О, как она меня любила

И, как хлестала ветвью по устам.

Чего

Не с облаков, с пригорка

гляжу окрестность,

созерцаю местность…

всё понимаю, всё известно,

но вот куда пропали переулки,

заборы дряхлые и закоулки,

в которых мы тайком

делились кислым табаком.

Куда-то вон…

Куда-то вон, кривые избы расползлись,

Вниз по реке отправились, и верно

На вечное забвенье, наводненье

Перечеркнуло разом адреса,

Теперь они не числятся живыми,

Маячат окнами кривыми и слышно голоса.

Ау…

Поле – уставшее, озябшее

К исходу сентября, вдруг встрепенулось