Чудо-чадо и чудовище

– С таким будильником хочу просыпаться каждое утро, – прижимаю чуть влажное тело к себе, целую в улыбающиеся губы, щеки, скулы. Дыхание прерывистое у обоих, сердце колотится барабанной дробью. – Такая сладкая, сливочная. Моя… Моя?

– Твоя, – тянется за поцелуем. Ласковая.

– Поспи еще с полчасика и встаем.

– Не хочу спать. Хочу с тобой. Вот так. Долго.

Нежимся друг с другом.

Гладит ладошкой по груди, перебирает ноготками волоски, "шагает" пальчиками вверх. Указательным ведет по кадыку на подбородок, уходит в шрамы. Снова целует.

Отстраняется, а я невольно тяну руку к щеке, проверяю. Все на месте.

– Ты чего, Дим? Я сделала тебе больно? – фея встревожено хмурит брови.

– Сегодня ты впервые меня поцеловала. Сама.

В глазах непонимание.

– Помнишь, как в сказке: красавица поцелует чудовище, и он превратится в красавчика принца.

– Такой большой, а в сказки веришь, – подтрунивает, хихикая.

– Вы с Мариной сами заставили меня поверить в чудо. Однако за чудом надо обратиться к пластическому хирургу. Олег давно предлагает.

– Дим, – хмурит свои красивые дугообразные бровки, – это совсем необязательно. Мы с дочкой тебя любим не за внешность. Точнее, встретились мы, конечно, благодаря ей, но влюбилась–то я в тебя самого. В такого, какой ты есть.

– А ты влюбилась?

– Еще как, – прячет сияющую синеву за опущенными ресницами, смущается. – С первого поцелуя.

– Я так хорошо целуюсь?

– Ты даже не представляешь как.

И мы снова целуемся. Изучаем друг друга. Ненасытные.

Кайф.

Фея снова гладит меня по шрамам. Притягивают они ее, что ли.

– Откуда у тебя это?

Поворачиваю голову, целую ее в серединку ладошки.

– Авария. Глупая, пьяная гонка с плачевным результатом для моего фейса и ноги.

– Ох. Надеюсь, никто больше не пострадал?

– Только я.

"И неродившаяся ячейка общества"

– Поэтому ты так аккуратно ездишь за рулем?

– Да, переосмыслил ценности, перестал гонять. Кстати, впервые после аварии сегодня ехал в темное время суток.

– Это того стоило. Мне понравилось. Космически романтично.

– Обязательно как–нибудь съездим туда еще и посмотрим представление с начала до конца. Лучше всего в следующем году, в июне, когда самые короткие ночи. Рассвет наступает через час после заката... А теперь мой вопрос, можно? Ты можешь не отвечать, если не хочешь…

– Спрашивай, я подумаю.

– Где отец Марины? Это так, на случай если мне придется защищать вас от него...

Взгляд Лены мгновенно потускнел. Она сама будто утратила свое чудесное сияние.

– Не придется. Его нет.

И замолчала, закрыв глаза, а потом легла головой мне на грудь, обняв крепко–крепко.

– Мама твоя тоже спрашивала...

Так вот почему ресницы были мокрые. Прижимаю к себе ближе, целую в волосы.

– Не говори, если не хочешь.

– Хочу... 

Не тороплю. Даю ей время собраться с духом.

– Мы со Славой любили друг друга очень сильно. Моя первая любовь... Я заканчивала первый курс, когда мы познакомились, он третий. Случайно встретились, влюбились. Жениться собирались. Он занимался скалолазанием и при каждом удобном случае уходил в горы. И однажды сорвался… Не спасли... 

Глубокий вдох. Выдох.

– Я позже поняла, что беременна, а Слава так и не узнал, что у нас будет ребенок. Вот так у меня появилась Марина.

На груди стало мокро – у Лены катятся слезы. И я как никогда остро чувствую горе другого человека и желаю только одного – забрать ее боль себе. Что такое физическая боль, шрамы? Ничто по сравнению с болью утраты любимого человека. Время лечит? Время притупляет боль, стирает ее острые углы, но не память.

Вжимаю в себя двумя руками хрупкое женское тело.

– Мне очень жаль. Марина знает?

– Да, она про папу спросила сразу, как пришла после первого дня в садике. Три с половиной года ей было. Наверное, ребятишки спрашивали ее или она сама увидела чужих пап и догадалась, что у нее не так. Я ей рассказала правду. Что папа погиб. Что он был самым лучшим. Что он любит ее и смотрит на нее с небес.

– Ты молодец. У тебя замечательная дочка. Если твой Слава смотрит на нас с небес, я обещаю ему, что буду беречь вас с Мариной. Сделаю все, чтобы вы улыбались и были счастливы.

– Мы уже счастливы.

Вдруг подскакивает:

– Дима! Мы же опоздаем!

Времени и правда мало. Нам еще нужно заехать к Лене, чтобы она переоделась и покормила Золотинку, а потому подрываемся и носимся по квартире, собирая разбросанные вещи. И я балдею от этой белокурой  женщины, что, прикусив губу, спешно ищет в ворохе одежды верхнюю часть нижнего белья. Зависаю, забыв про пуговицы на рубашке. Скольжу жадным взглядом по изящному контуру спины. На светлой коже контрастно выделяются тонкие линии татушки. Она офигенная. М–м. Я опять готов. 

– Хочешь, не поедем никуда? – ловлю в кольцо любимую, несущуюся в ванную. – Позвоню Олегу, отпрошу нас обоих.

– Очень соблазнительно, – льнет ко мне телом, обвивая за шею, – но... – целует, – не надо. Вчера и так за меня Люда работала, сегодня это будет некрасиво. К тому же четверг, планерка, помнишь?

– А черт, я забыл. У меня же презентация.

Ускоряемся.