Чудо десяти дней

— Да. В нем нужно укрепить полы и прорезать окно в западной стене, чтобы было побольше света. И пространства мне тоже недостаточно. Может быть, причина не в окне, а в западной стене. Если ее сломать, сарай увеличится чуть ли не вдвое.

— Ты желаешь поудобнее разместить свои статуи? — уточнил Эллери.

— Нет, я имею в виду перспективу. У монументальной декоративной скульптуры иные законы, чем у портретной и даже у фигур Микеланджело. Его вещи с их фактурой и контурами хорошо воспринимаются вблизи, а на расстоянии словно расплываются и теряют форму. У меня другая проблема. Эти статуи должны смотреться издалека и стоять под открытым небом. Значит, для них требуется лаконичная, ясная техника — прямые линии, четкие силуэты и профили. Вот почему греческая скульптура всегда выигрывает в свободном пространстве и почему я называю себя неоклассиком. Мои композиции — не для залов.

У себя в студии Говард держался по-хозяйски. Его растерянность и самоуглубленность сменились спокойной уверенностью, он не хмурил брови, говорил веско и даже с определенным изяществом. Эллери немного устыдился. Прежде «покупка» музея Дидриха казалась ему довольно примитивной демонстрацией богатства. Но теперь он понял, что молодому художнику дали возможность реализовать себя и создать что-то стоящее. Это был новый элемент в системе его расчетов, и он ему очень нравился.

— Да, свидетельства твоей творческой энергии налицо, — с улыбкой заявил Эллери. — Особенно в сравнении с моими ничтожными усилиями в коттедже. Надеюсь, что вы не осудите меня, если я на вечер залягу на дно и помучаю мою пишущую машинку?

Они смущенно извинились, и он попрощался с Говардом и Салли, склонившимися над эскизами. Говард что-то оживленно разъяснял, а Салли слушала его с сияющими глазами, и ее влажные губы были полураскрыты.

Итак, вопрос решен и письма сожжены, вновь мрачно заключил Эллери. Жаль, что не от всех доказательств так легко отделаться. Его порадовало, что Дидрих находился двумя этажами ниже, у себя в кабинете.

* * *

Эллери размышлял о Дидрихе. Наверное, его следовало бы ознакомить с подробностями этой гнусной истории. Уж он бы сумел разоблачить шантажиста. Он бы пригляделся попристальнее своими зоркими глазами и обнаружил бы, что никаких фотокопий не существует. И тут Эллери опять увидел ее.

Он спускался по лестнице и уже обогнул площадку между верхним и вторым этажом, когда внизу замелькали тени. Они смещались и наслаивались друг на друга, но в их скрещении изгибалась спина рассерженной кошки, и ему стало ясно, что это старуха.

Эллери бесшумно перепрыгнул через несколько ступеней, добрался до второго этажа и прижался к стене.

Она медленно двигалась по коридору — согнутое серпом, старое существо — и бормотала на ходу что-то неразборчивое.

— Там перестанут страдать слабые духом, а усталые обретут покой.

Старуха остановилась в конце коридора перед дверью. К изумлению Эллери, она порылась в своих одеждах, вытащила ключ и вставила его в замочную скважину.

Когда она отперла дверь, то широко распахнула ее, и больше он ничего не увидел, не считая тусклого прямоугольника открывшегося пространства.

Затем дверь закрылась и до него из незримого эфира донеслось лязганье ключа.

Она жила здесь.

Она жила здесь, и никто не упомянул о ней за два с половиной дня. Ни Говард, ни Салли, ни Дидрих, ни Уолферт, ни Лаура или Эйлин.

Почему? И кто она такая?

Старая женщина проскальзывала в его сознание и выскальзывала из него, точно колдунья во сне.

«Гость я тут или нет, но я должен непременно докопаться до сути», — с ожесточением подумал Эллери и бегом спустился вниз.

День пятый

Не успел Эллери поставить ногу на последнюю ступеньку, как сверху послышались торопливые шаги. Он повернулся и увидел несущуюся к нему Салли. Да, она именно неслась, словно голливудский супермен.

— В чем дело? — отрывисто спросил он.

— Не знаю. — Салли схватила его за руку и оперлась, чтобы не упасть. Он почувствовал, что ее бьет крупная дрожь. — Я рассталась с Говардом сразу после вашего ухода. Вернулась к себе в комнату, и тут по внутреннему телефону позвонил Дидрих и пригласил к себе в кабинет.

— Дидрих?

Она была испугана.

— Вы полагаете…

На площадке верхнего этажа показался побледневший Говард и стал спускаться, стуча подошвами.

— Отец только что связался со мной по внутреннему телефону!

К ним присоединился Уолферт. Подол его старомодной ночной рубашки задрался, обнажив тощие ноги, а адамово яблоко выпирало на шее, как старая кость.

— Дидрих разбудил меня. Что случилось?

Они молча поспешили в кабинет хозяина дома.

Дидрих с нетерпением ждал их. Бумаги на его столе были отброшены в сторону. Вид у него был всклокоченный, волосы на голове стояли дыбом, точно множество восклицательных знаков.

— Говард! — Он стиснул Говарда в объятиях. — Говард, они говорили, что это невозможно сделать. Но, бог ты мой, это уже сделано!

— Дидс, я готова тебя задушить, — с сердитым хохотом заявила Салли. — Ты перепугал нас до полусмерти. Что уже сделано?

— Да. Я чуть шею себе не сломал, спускаясь по этим ступенькам, — огрызнулся Говард.