Чудо для нефтяного магната

Меня словно током ударяет. Даже вздохнуть не могу. Что значит «моя»? Таня ведь сама сказала, что нет… Что отец этот жалкий тип, Игорь. Для чего ей было врать? Нет, я не понимаю… 

- Вы слышите меня? - встревоженно уточняет женщина.

Так. Надо прийти в себя. Потом, все потом. 

— Как вас зовут, девушка?

- Рита.

- Слушайте внимательно, Рита. Кто у вас там главный? Пусть срочно мне перезвонит. Фамилию мою назовите ему. Сабуров Руслан, владелец Сенека Ойл. С Таней и ребенком ничего не должно случиться. Это ясно? Каждого отблагодарю.

- Я попробую нашему главврачу передать, — растерянно произносит женщина. - То есть вы приедете? 

— Я прилечу. Дочь мою спасите.

Я сбрасываю вызов и набираю водителю, сказать, чтобы срочно подъезжал. Сердце колотится как бешеное. Таня и моя дочь в операционной. Моя дочь. Почему-то я ни секунды не сомневаюсь, что Рита сказала правду. Это тогда Таня мне соврала, сказав, что ребенок не мой, но точно не сейчас. Я отец. Отец, который может потерять своего неродившегося ребенка.

- Алиса, - я нахожу ее в саду, где должна пройти церемония, и разворачиваю ее к себе. - Мне нужно срочно лететь в Россию.

- Руслан, ты с ума сошел? - она изумленно моргает. - Ты что такое говоришь? И что с тобой такое? Ты бледный как полотно.

- Я тебе потом объясню. Мне нужно ехать в аэропорт.

- Нет уж, объясни сейчас! - визжит она. -— У нас свадьба послезавтра!

- Ее придется перенести.

- Ты… Что?! Что ты такое говоришь?

Я не хочу продолжать этот разговор. Все мои мысли уже не здесь, а больнице с Таней. Поэтому и говорю все как есть:

- Я только что узнал, что моя дочь вот-вот должна появится на свет. Мне нужно срочно лететь в Москву. Я тебе позвоню, как только удостоверюсь, что с ней и ее матерью все в порядке. 

Алиса ошарашено отступает, выглядя шокированной, но сейчас у меня нет возможности ее успокаивать. Я и сам целиком сбит с толку, и знаю только одно: мне нужно к ней. К Тане.

Глава 20

Таня

Я открываю глаза и несколько минут бездумно смотрю в потолок, пытаясь прийти в себя. 

Во рту сухо, виски раскалываются от боли, а тело… по нему будто танк проехался. Я с трудом могу пошевелиться. 

Вспоминаю последние минуты перед операцией и ощущаю как меня бросает в холодный пот. Как там моя девочка? Где она? Всё происходило так быстро! Паника, суета, волнение. Помню, как подписывала какие-то документы в полубреду, как дрожала от страха, как молилась о здоровье Чуда до тех пор, пока не ввели внутривенный наркоз. А потом провал… Боже, лишь бы с ней было всё хорошо! 

Я пытаюсь позвать кого-то на помощь, но из груди вырывается приглушенный хрип. Сил совсем не хватает. Ни на что. Превозмогая боль, переворачиваюсь на бок. Низ живота тянет со страшной силой. Надо бы поднять ночную сорочку и посмотреть, насколько всё плачевно, но сейчас это не имеет никакого значения. Мне нужно убедиться, что с моей Викой всё хорошо. 

Опустив ступни на кафельный пол, отрываю голову от подушки. Голова кружится, тошнота подкатывает к горлу. Не знаю откуда у меня берутся силы, но я встаю на ноги и, сделав два шага, ощущаю как в глазах темнеет. 

- Что же вы делаете! – слышу возмущенный женский голос. – Вам пока нельзя вставать! 

Меня бережно подхватывают под руки и осторожно ведут к кровати. Я издаю тихий стон, едва лопатки упираются в матрас. 

- Где моя дочь? – спрашиваю, открыв глаза и глядя в лицо молоденькой медсестре. – Что с ней? 

- Я не знаю ничего. Вы должны дождаться доктора – он придёт и всё расскажет. 

- Хоть одно слово, - молю её, вцепившись в подол белого халата. – Она жива? 

Медсестра вертит головой по сторонам, тяжело вздыхает и, снизив голос до шёпота, сообщает, что моя дочь жива, но находится в кювезе под тщательным наблюдением неонатолога. Вследствие сложных родов легкие не полностью раскрылись, и Вика не может дышать самостоятельно. 

Внутри меня будто что-то ломается в этот момент. Слёзы быстро катятся по щекам, а сердце болит и ноет. Моя девочка, только живи. Борись! Не даром я назвала тебя Викторией – победой… А я в свою очередь сделаю всё возможное для того, чтобы помочь. 

- Ну вот! Так и знала, что лучше молчать, - причитает медсестра. – Тихо, тихо, всё будет хорошо. Вам что-нибудь принести? Помочь дойти до уборной? 

- Нет. Не нужно ничего. Только… где мой телефон? 

Он оказывается на тумбе, стоящей у кровати. Я набираю номер мамы, сообщаю ей новость о рождении внучки. Она плачет, услышав, что со здоровьем малютки не всё хорошо, чем ещё больше заставляет меня паниковать и нервничать. Этот день… он не должен был быть таким. Я должна была радоваться и плакать, но только от счастья. Жаль, что всё получилось иначе. Моя девочка одна, нас разлучили. Я ничего не знаю о состоянии её здоровья, не могу прижать её к себе и покормить грудью. 

Спустя короткое время я всё же делаю над собой усилие и поднимаюсь с постели, чтобы посетить уборную. Удивительно, что меня поместили в одиночную палату повышенной комфортности. Здесь чисто, светло, сделан свежий ремонт, а на стене висит плазма. Это обычный городской роддом, не частная клиника…