В этом приказе позитивное значение имело только требование к командирам подразделений во время атаки находиться за боевыми порядками своих подразделений, чтобы управлять ими, а также усиление подразделений огневыми средствами. Все остальные нововведения были либо бесполезны, либо вредны. Идея наступать в менее тесных боевых порядках, чтобы уменьшить потери, и иметь в первом эшелоне не одну треть, а две трети наступающих, кажется разумной. Но ее практическое осуществление в реальных условиях Красной Армии периода войны могло только привести к еще большим потерям. Ведь если наступающие должны были бы держать дистанцию по фронту в 6–8 шагов (4–5 м), то на предлагаемом приказом минимально возможном фронте наступления дивизии в 3 км в одну линию могло разместиться не более 600 бойцов, т. е. примерно четыре роты (по 140–150 бойцов в каждой). Планировалось же, что теперь в 1-м эшелоне должно наступать до 18 рот, т. е. в 4,5 раза больше. Куда девать их? К тому же не было практически никаких шансов, что необученные бойцы, преодолевая перебежками 1–1,5 км нейтральной полосы, сумеют сохранить боевой порядок. Они все равно стихийно сбивались в плотную толпу и становились легкой добычей для артиллерийско-минометного огня, а на более близких дистанциях – ружейно-пулеметного огня. На практике же, поскольку советских дивизий по ходу войны становилось все больше и больше, а штатная численность боевого состава почти не сокращалась, то выполнить пожелание приказа о расширении фронта наступления дивизии до 4 км все равно не было никакой возможности. Поэтому приказ фактически лишь уплотнил боевые порядки и вызвал еще большую неразбериху при наступлении, что приводило лишь к дополнительным потерям.
Возрождение же залпового огня, да еще при всех видах боя, было акцией не только бессмысленной, но и вредной. Залповый огонь по определению не может быть прицельным. Сколько-нибудь эффективен он лишь на малых дистанциях и при условии, что противник действует в плотных боевых порядках. При наступлении от залпового огня один только вред, поскольку наступающие отвлекаются на его ведение и замедляют темп преодоления простреливаемого неприятелем пространства. В то же время немцы, сидящие в окопах, никаких потерь от залпового огня понести, в принципе, не могут. Зато, стреляя залпами, бойцы расстреляют запас патронов, который бы им очень пригодился в ближнем бою. При обороне от залпового огня тоже мало толку, поскольку немцы никогда не наступали в плотных боевых порядках, а залповый огонь мог нанести им какой-то вред лишь на очень малых дистанциях, на каких уже вступают в рукопашную, причем в реальной практике Второй мировой войны бой на таких дистанциях встречался очень редко, обычно лишь тогда, когда сражаться приходилось непосредственно в населенных пунктах, как, например, в Сталинграде. Но там подавляющему большинству бойцов приходилось действовать индивидуально или небольшими группами, и возможности вести залповый огонь просто не было. Что же касается идеи отражать залповым огнем атаки в конном строю, то у настоящих фронтовиков сей продукт кабинетного творчества должен был вызывать лишь злую усмешку. На втором году Верховный Главнокомандующий и генералы, которые готовили ему текст приказа, могли бы знать, что кавалерии у немцев и их союзников почти нет и, во всяком случае, они никогда не используют ее для атак в конном строю.
Таким образом, залповый огонь пехоты, как и артиллерийский огонь танковых орудий с ходу, мог привести только к напрасной трате боеприпасов без малейшего ущерба для противника. Особенно когда стреляли залпами просто для «морального ободрения», чтобы организовать бойцов.
В мемуарах Рокоссовский так описал начало своей деятельности на посту командующего тогда еще Сталинградским фронтом: «В сентябре, прибыв в Ставку, я был ознакомлен с обстановкой, сложившейся в районе Сталинграда, и с задачей, которая на меня возлагалась. В общих чертах ознакомил меня с ней заместитель Верховного Главнокомандующего генерал армии Г. К. Жуков. Сводилась она к следующему. В междуречье Волги и Дона прорвалась сильная группировка немецко-фашистских войск. И вот глубоко на ее фланге, на восточном берегу Дона, намечалось с целью нанесения контрудара сосредоточить группировку наших войск в составе не менее трех общевойсковых армий и нескольких танковых корпусов. Мне поручалось ее возглавить.
Сама идея выглядела весьма заманчиво и многообещающе. Вызывало беспокойство лишь опасение, будет ли предоставлено Ставкой время, необходимое для сосредоточения войск и на подготовку их к организованному вводу в бой.