Чудо, тайна и авторитет

— Мы ведь даже объяснялись… — Граф глянул задумчиво в сторону гардины, и К. вжался в стену. Он задыхался; ему было так плохо, что он почти не сомневался: воплотился

. — Он, едва прибыв в Москву, смел явиться ко мне, сверкать мундиром, требовать, понимаешь ли, признания… — Граф скривился; гримаса пугающе напоминала о самой Lize. — Разумеется, я уверил, что признаний он не дождется. И стреляться я с ним не стану, потому что, повторяю, он все еще мне не ровня. Он может заняться делом, с которого теперь кормится, то есть доказательствами по закону. Может даже обрушить их на моего бедного племянника, если тот дозволит ему, Василиску, хоть подойти… — Граф опять рассмеялся, точно над удачной шуткой. — Вот только на правах человека более умудренного я тут же обрисовал и последствия. Например, что, даже если Андрей откроет потом рот в мой адрес… его окончательно запишут в больные безумцы, все перепутавшие в жизни. — Граф развел руками. — Припозднился. Есть уже расследование, которое провел умница-корреспондент и о котором Андрею известно. Он ничего не оспаривал, когда я ему газетку подсунул, заикнулся даже о неопровержимом: что R. к нему повторно заявлялся и за руки держал, а было это той самой ночью когда я… я… — Он осекся. Руки сжались, не в кулаки, а в крючья, будто пытаясь кого-то поймать и удавить. — Идиот наш R. Все испортил, как смог, Софочку изранил чертовой этой оглаской… хотя в итоге ведь сыграл на руку и мне, и тебе, Лизонька, и тебе. Может, и не права ты; может, и докатится Андрей до безумия сам, лицо это видя и синяки свои вспоминая…

Последние фразы граф говорил путано, отрывисто, будто увязая в туманных своих мыслях; то же выдавали и глаза. Lize мрачно слушала — на лице читались явные попытки найти подступы к его обороне, хоть одну новую брешь, куда можно ударить. Но граф не дал ей времени. Разжал руки, вытянул, легонько оправил ее платье, корону.

— Так или иначе, R. не будет тебе помогать, — прошептал он. — Не говоря уже о том, что тебе и себя придется очернить. Он — светило сыска, поймет, что ты молчала, травила снотворным и каешься вряд ли просто так. Веры тебе не будет, одно презрение, заслуженное, к слову… — Lize что-то прошипела. Граф цокнул языком. — И нет, даже не думай: тебе совсем не будет на руку, если Андрей окажется в лечебнице после напраслины на меня. Если вдруг ему поверят и я утону — тебя утащу, потому что дочери и помощнице извращенца

, — слово он бросил как самую заурядную характеристику, даже со смешком, — трудно будет стать хоть чьей-то женой, а Софочка сживет тебя со свету. Если же нет… — Он поохал, накрыл ладонью левую сторону груди. — Сплетни, Лизонька, утомляют и потрясают. Сил искать тебе хорошую партию у меня не будет, но, благо, в нашем обществе немало типажей. — Граф опять улыбнулся. — Я не считал нужным отнимать твое внимание, но вообще-то знай: в определенных кругах ты — невеста завидная, и к тебе очень даже сватались, раза четыре точно. Помнишь нашего S., ну, того, что рисует упитанных мертвых уток и полирует плешь? — Lize опять сжала губы. — Или старшего брата F., того, который дипломатом подвизается? F., между прочим, оба славные, и ты нравишься им с детства, а у семейства вилла в Ницце недалеко от императорской, и род образцовый, шведские корни, со времен Делагарди…

— У них россыпь прыщей будто одна на двоих, во все лицо! — выдохнула Lize, скривившись, даже отступив. Но тут же опять гордо вскинулась. — Не смейте, папенька! Не смейте мною распоряжаться и так дешево меня пугать! — Она нахмурилась. — Я не Маша из «Дубровского», и я себя уважаю, и я знаю, чего заслуживаю! Пойду за того, кого выберу сама; я смотрю…

— На байронических бурбонов, как R., — не без насмешки, но уже мирно закончил граф. — И на пустоголовых бретеров Курагиных с золотыми волосами и дай бог половинкой мозгов, и на тех франтиков, кому нужны красивое личико, красивая спинка, нежное сердечко, ну или алмазные горы побольше твоих. — Он видел: дочь присмирела, даже снова заговорила на «вы». На губах его заиграла новая улыбка. — Лизонька, я веду тебя к простому. R., даже стань он, к примеру, обер-полицмейстером, не пойдет против меня по самым разным причинам, затрагивающим самых разных людей. И тебе не помешает мыслить так же многосторонне, маленькая… — Он совсем развеселился, щелкнул Lize по носу. — Лучше нам с тобой обоим остаться чистыми и не ссориться. И все потихоньку сладится…

— Сладится, — шепнула Lize и вдруг тоже улыбнулась. — Сладится, да только поберегитесь. Не обязательно топить вас через Андрея, и это R. рано или поздно поймет без меня. У него везде глаза и уши, он светило, сами сказали. — Она опять подошла вплотную, понизила голос. — Даже тетушке не надо говорить о том, как вы забавлялись целый месяц, хотя мысль недурная — вдруг ее сразу бы удар хватил? — Она дерзко приподняла ладонь, не давая перебить. — И никому не нужно, вы правы, дело это прошлое, плохо доказуемое. Куда как интереснее то, что вы у мясника с Петровки заказали на завтрашнее утро и куда вы…