И вот ее будущий любовник, Иван, как раз в тот момент проезжал мимо, и его очаровало спокойствие девушки, которая, казалось, никакого внимания не обращала на буйство стихии. То, что в реальности было утомленностью и капитуляцией, он принял за редчайший сорт безмятежности, который у некоторых в крови. Как не подвезти такое сокровище! Как упустить – век же не простишь себе. Тем более что у Ивана полным ходом цвел кризис среднего возраста – отношения с женой давно напоминали холодную войну, а уходить из семьи насовсем он не собирался, потому что младшей дочери было всего четыре года. Находил отдушину в романах на стороне, стараясь только получать удовольствие, не опускаясь в чужие глубины. Это была такая разновидность верности – не позволять себе серьезных отношений.
Но вот увидел девушку, которая пыталась закурить под проливным дождем, и что-то екнуло внутри. Как будто колокольчик медный в самом сердце прозвенел. Он подбросил Милу до дома, по дороге они почти не разговаривали, но безмолвие было понятнее слов – оба понимали, к чему все идет. Припарковавшись у ее подъезда, Иван повернулся к девушке, посмотрел ей в глаза и вдруг дал по газам. Передумал отпускать. Увез к себе.
Домой не мог, конечно, – жена, двое детей, еще и теща приехала из Саратова, собиралась неделю погостить и зависла на месяц. В гостиницу не хотелось – как-то пошло. Поехали к Ивану на дачу. Конечно, тоже не лучший вариант – там все обустроено его женой, семейные фотографии в латунных рамочках, детские рисунки магнитами к холодильнику прикреплены. Зато старые яблони в саду, зато дождь молотит по жестяной крыше и есть камин, в котором ароматно потрескивают березовые дрова. А перед камином – медвежья шкура с проплешинами. Еще отец Ивана ее в стародавние времена у местных охотников купил. На этой шкуре они с Милой и прикоснулись друг к другу впервые.
Была ли Мила влюблена? Пожалуй. У любви много ликов. Мила не была способна на чувство живое и страстное, ведущее к самопожертвованию и самовозгоранию. Она вообще была рациональной и спокойной. Но Иван стал источником света, на который она полетела как мотылек.
Первые три года Мила надеялась, что он разведется. Нет, он ее никогда не обманывал, на словах ничего не обещал. Тему его семьи они вообще всегда деликатно обходили, как будто жены с детьми и не было. Как будто просто так, по каким-то неведомым законам, он всегда встречал Новый год не с Милой и не мог пригласить ее к морю на пару недель. Первые два года она надеялась, потом перестала. Привыкла к тому, что есть.
Однажды жена Ивана прочитала какие-то их эсэмэски и позвонила Миле. Угрожала и скандалила, называла «драной мочалкой» и вообще дала ей все поводы презрительно усмехаться и рассказывать подругам, что жена Ивана – дура набитая.
Ревности в Миле не было. Но была досада. Что у кого-то жизнь устроена, а она как говно в проруби мотается. Вечная маета, печальные мысли о том, где денег достать.
Иван немного ее поддерживал – как мог. Откусить заметную сумму от семейного бюджета себе не позволял, зато на него всегда можно было рассчитывать: если Мила заболевала, он привозил ей горячий минестроне из соседнего итальянского ресторана и парацетомол; если ей надо было улетать, он сам отвозил ее в аэропорт; если ей было грустно, он по телефону читал ей «Шерлока Холмса».
Мила не была ему верна. Считала, что раз Иван женат, значит, и она не обязана хранить верность. В ее жизни периодически случались другие мужчины. Но никто, кроме Ивана, не любил ее, не дорожил ею, не пытался о ней заботиться. Мила была хорошенькая и веселая, мужикам это нравилось. И достаточно легкомысленная, чтобы завязывать знакомства. Но, видимо, была в ней какая-то незримая рана, внутренняя полость, которая мешала прикипеть к ней душой.
Посмотришь на Милу, танцующей походкой идущую по улице, и подумаешь: живет в шоколаде. Новенькие лаковые туфельки, дорогая сумка, незаметный слой тонального крема делает лицо идеальным, прическа – волосок к волоску. И не скажешь, что она не живет, а в общем-то выживает.
– Ох, Мила, – качала головой Сандугаш, которой жизнь новой подруги казалась невозможно грустной, – а почему ты не хочешь сделать карьеру? Выбрать что-то одно и бить в эту точку, как в мишень?
У Милы не было определенного рода деятельности. И тут главенствовала ее мятущаяся душа. То она устраивалась администратором в маникюрный салон, то мыла чужие квартиры, то работала в службе «Секс по телефону». Как бумажный кораблик, забытый в луже на сильном ветру. Мечется от берега к берегу, того и гляди пойдет ко дну.
– Взять даже твою работу администратором, – рассуждала Сандугаш. – Можно ведь пойти на какие-то курсы, изучить программы – «Эксель», 1С. Чем больше ты знаешь, тем больше тебя ценят.
– Много ты понимаешь. – Милу несколько раздражало, что эта байкальская выскочка, без году неделя в Москве, пытается ее учить. – Ты сама бы хоть пару дней так поработала. Скука невыносимая. Гадюшник. Клиенты, которые норовят не заплатить. И мастера, которые пожрать друг друга готовы.