Чудовище во мраке

Хирату, когда разговаривали с сотрудниками журналов или снимали очередной дом – вы становились женой Хираты, в своем же доме вы были г-жой Коямада. Так вы играли одновременно три роли. Для того чтобы успешно справляться с ними, вы должны были каждый день надолго отлучаться из дома. Для окружающих был найден хороший предлог: занятия чайной церемонией и музыкой. Полдня вы были г-жой Коямада, остальные полдня – г-жой Хирата.

Изменение прически, переодевание и прочее требовали значительного времени, поэтому вы не могли позволить себе тратить много времени на дорогу. Вот почему, переезжая с места на место, вы неизменно останавливали свой выбор на тех районах, до которых от вашего дома не более десяти минут езды на машине.

Я тоже своего рода охотник до всего необычного и поэтому хорошо вас понимаю. Разумеется, подобная игра требовала немалой затраты сил, но зато сулила неземное наслаждение.

Мне вспоминаются суждения одного критика. Разбирая какое-то из произведений Сюндэя, он отмечал, что оно насквозь проникнуто гнетущей подозрительностью, на которую способна только женщина. Читая книги Сюндэя, писал дальше критик, словно видишь перед собой затаившееся во мраке чудовище. Это очень точные слова.

Но вот промчались два года, и г-н Коямада вернулся в лоно семьи. Вы больше не могли играть три роли, как прежде. Вот тогда-то и исчез со сцены Сюндэй Оэ. Но поскольку он слыл человеком странным и до крайности нелюдимым, никому и в голову не пришло считать его загадочное исчезновение подозрительным.

Почему вы решились на это страшное преступление, мне, мужчине, не вполне понятно, но из книг о психических аномалиях я знаю, что склонные к истерии женщины нередко сами себе посылают угрожающие письма. И в

Японии, и за рубежом тому немало примеров.

Здесь заключено, с одной стороны, желание испугать себя, а с другой – стремление вызвать сочувствие со стороны какого-нибудь другого человека. Мне кажется, что и вами руководило подобное желание. В самом деле, какое щекочущее нервы ощущение – получать угрожающие письма от известного писателя, в которого временами превращались вы сами!

Со временем стареющий муж стал все больше и больше докучать вам. Кроме того, вам не хотелось расставаться с увлекательной и привольной жизнью, к которой вы привыкли в его отсутствие. А если выразиться еще точнее, вас теперь, как написал некогда Сюндэй, неудержимо влекла сладость преступления, сладость убийства. Тут-то вам и понадобилась вымышленная фигура – исчезнувший Сюндэй. Сделав его убийцей, вы, оставаясь вне подозрения, избавились от опостылевшего вам мужа, унаследовали огромное состояние и отныне могли жить так, как вам заблагорассудится.

Но этого вам показалось недостаточно. Для полного спокойствия вы решили создать вторую линию обороны.

Ваш выбор пал на меня. Зная о моем отрицательном отношении к Оэ, вы решили отомстить и мне, превратив меня в послушную вашей воле марионетку. Слушая мою докладную, записку, вы, наверное, с трудом сдерживали смех.

Сбить меня с толку было нетрудно. Ведь в моем распоряжении, казалось бы, находились несомненные улики: кнопка от перчатки, дневник, журнал «Синсэйнэн», наконец, «Развлечения человека на чердаке». Однако, как вы не раз отмечали в своих произведениях, преступник всегда хоть в чем-нибудь, но допускает промах. Так и вы, завладев кнопкой от перчатки г-на Коямады, использовали ее в качестве весомой улики, но при этом не потрудились выяснить, когда именно она оторвалась. Вы даже не подозревали, что перчатки давным-давно отданы водителю такси, который возил вашего мужа. Казалось бы, такой незначительный промах! Что же касается ран на теле г-на Коямады, то я думаю, что прежние мои предположения можно считать правильными. Только г-н Коямада не сорвался с карниза. Скорее всего, трагедия произошла, когда вы остались наедине с ним в спальне (поэтому на нем и был парик), и вы каким-то образом вытолкнули его из окна.

Ну что, Сидзуко-сан, прав я или нет? Скажите же хоть что-нибудь. Если можете, возражайте мне. Сидзуко-сан!

Я сказал все, что хотел, и теперь в растерянности стоял возле кровати. Женщина, которую я еще вчера считал своей возлюбленной, теперь предстала передо мною в своем истинном обличье. Поверженное чудовище во мраке.

При взгляде на нее у меня на глаза невольно навернулись слезы. Взяв себя в руки, я сказал:

– Теперь я должен уйти. Поразмыслите хорошенько над всем, что я здесь говорил, и образумьтесь. Благодаря вам в этом месяце я открыл для себя новый, неведомый мне ранее мир любовного безумия. Мне и теперь нелегко расстаться с вами. Но оставаться после всего, что случилось, мне не позволяет совесть. Прощайте.

Я поцеловал Сидзуко и вышел вон из райской обители, в которой мы с ней провели столько счастливых дней.

Казалось, небо опустилось совсем низко над землей.

Духота стала еще более невыносимой. Весь в испарине и до боли стиснув зубы, я, точно безумец, метался по улицам.

12

На следующий день в вечернем выпуске газеты я прочел сообщение о самоубийстве Сидзуко.

Она бросилась в реку со второго этажа своего дома.