Читаем Чукчи. Том I полностью

Столкновения чукоч с тунгусами происходили в глубокой древности и почти совершенно не отразились в народных сказаниях. Одно или два сказания, повествующие об этом, очень коротки и бедны подробностями. Сказания самих восточных тунгусов, напротив, изобилуют подробностями о приходе чукоч и борьбе их с тунгусами, заселявшими страну. Что касается юкагиров, то чукотские сказки почти совсем не упоминают о них. Но юкагирские предания отмечают, что чукчи и юкагиры жили мирно и дружно. Когда юкагиры неумышленно убили одного чукчу, они горестно воскликнули: "Солнце, посмотри, мы убили своего брата"[270]. Но чукотские сказания ничего не говорят о Veemьlьt ("поречанах"), как они называют юкагиров.

ВНУТРИПЛЕМЕННЫЕ ВОЙНЫ


В чукотских сказаниях встречается несколько описаний войн между различными частями чукотского племени. Даже в настоящее время чукчи с большим недоверием смотрят на некоторые отдаленные группы оленных чукоч. Такими группами являются, например, оленеводы района Чауна в представлении колымских чукоч, а на Тихоокеанском берегу такой же дурной славою пользуются чукчи Телькепской тундры. Об этих ветвях оленных чукоч обычно говорят, что они "скверные" люди, бедные, нерадивые и беспечные. Они, в свою очередь, платят той же монетой, и на почве взаимных оскорблений и насмешек между разными группами часто разгораются ссоры и драки.

В одной из сказок говорится о том, как "Кивающий головой", lennut и "Крикун" отправились в поход на коряков.

"По дороге они зашли к Ajvatlat[271]. Они жили на берегу озера. Большое было озеро, совсем толстый лед. На середине озера вырублена прорубь. "Идите, принесите воды!" - сказал младшим "Кивающий головой". Пошли за водой. Около проруби стоит Tave. Ноги широко расставил, большой человек, силач. "Что вам надо?" — "Мы за водой". — "Не будет вам воды". Они пошли обратно. "Почему вы не принесли воды?" — закричал lennut. "Tave не дал нам. Иди теперь сам". — "Я пойду", — сказал "Крикун". — Взял котел, спустился с берега. Подошел к проруби. "Уходи отсюда". — "Не дам тебе воды". "Крикун" подошел к нему, поставил котел на лед, схватил Tave и повернул его головою вниз. Он пробил его головою тонкий ледок на проруби, потом отшвырнул его в сторону, набрал воды и пошел назад. Восточные схватились за копья. "Стойте! — закричал "Кивающий головой". — Разве можем мы ссориться, если мы одного племени? Лучше пусть мы пойдем и обратим свой гнев на людей другого племени". Тогда наладился мир между ними, и все вместе они пошли на Таньгов.

На Анюйской ярмарке в 1895 году, о которой я уже упоминал выше, jgeli, "главный чукотский начальник", затеял ссору с людьми с Чауна. Один человек с Чауна был убит. jgeli, который был по обыкновению пьян, увидев труп убитого, громко сказал: "А, человек с Чауна! Собаке — собачья смерть!" Он даже толкнул труп ногой. Люди с Чауна узнали про это и решили заставить его раскаяться в своих словах. На следующий день они встретили его, когда он ехал в русский поселок, и хотели остановить его и отнять оленей. Ему удалось вырваться и уехать от них. Тогда они заявили, что убьют jgeli, так же как русские убили одного из их числа. jgeli пришлось уехать с ярмарки. Я был тогда с ним. Первые пять дней мы ехали очень быстро, боясь погони. За три года до этого jgeli и его люди поссорились с людьми с Чауна и дело чуть не дошло до убийства.

Менее значительные ссоры возникают иногда из-за оленьих пастбищ. Сказка о "Счастливом женихе" содержит очень интересный эпизод такого рода.

"Вернулся с пастьбы старший сын, говорил отцу: "Ох! Сосед на нашем пастбище пасет!" Говорит: "Чем же он рассержен, что так делает? Это пастбище для осени, почему он занял мое пастбище, разве дальше мало места? На что он гневается?" Говорит: "Это отнесите туда и воткните на пастбище". Дал им стрелу с деревянным наконечником: "Этим возвращу у него землю! Дам знак запрещения!" Они пошли на пастбище и воткнули. Поставили там стрелу и потом осенью собственное стадо пригнали. Посмотрели, а стрелы нет, — унес другой пастух, сосед. Ищут ее везде, смотрят, а все моховище потоптано. Стали искать на огнище, нашли там обгорелый кусок стрелы. Чужую стрелу он, кажется, употребил, чтобы вскипятить котел (ибо так велика стрела). Вскоре после этого они перекочевали на другое место. Кочует осенью тот сожигатель стрел, они, недвижные, его видят. Кочует поезд, проходит мимо, вытянулся длинной линией. Лук достал старик, пять оленей убил, одного за другим, так что пять нарт остановились. Люди обидчика запрягли своих оленей в нарты, пешком медленно пошли. Так старик отомстил за сожженную стрелу".

Насчет приморских жителей я упомяну, что между селениями L~uren и Janra-ai существовала древняя вражда, тянувшаяся более чем через десять поколений и не исчезнувшая окончательно даже и в настоящее время.

РАБЫ


Перейти на страницу:

Похожие книги

Алхимия
Алхимия

Основой настоящего издания является переработанное воспроизведение книги Вадима Рабиновича «Алхимия как феномен средневековой культуры», вышедшей в издательстве «Наука» в 1979 году. Ее замысел — реконструировать образ средневековой алхимии в ее еретическом, взрывном противостоянии каноническому средневековью. Разнородный характер этого удивительного явления обязывает исследовать его во всех связях с иными сферами интеллектуальной жизни эпохи. При этом неизбежно проступают черты радикальных исторических преобразований средневековой культуры в ее алхимическом фокусе на пути к культуре Нового времени — науке, искусству, литературе. Книга не устарела и по сей день. В данном издании она существенно обновлена и заново проиллюстрирована. В ней появились новые разделы: «Сыны доктрины» — продолжение алхимических штудий автора и «Под знаком Уробороса» — цензурная история первого издания.Предназначается всем, кого интересует история гуманитарной мысли.

Вадим Львович Рабинович

Культурология / История / Химия / Образование и наука
Философия символических форм. Том 1. Язык
Философия символических форм. Том 1. Язык

Э. Кассирер (1874–1945) — немецкий философ — неокантианец. Его главным трудом стала «Философия символических форм» (1923–1929). Это выдающееся философское произведение представляет собой ряд взаимосвязанных исторических и систематических исследований, посвященных языку, мифу, религии и научному познанию, которые продолжают и развивают основные идеи предшествующих работ Кассирера. Общим понятием для него становится уже не «познание», а «дух», отождествляемый с «духовной культурой» и «культурой» в целом в противоположность «природе». Средство, с помощью которого происходит всякое оформление духа, Кассирер находит в знаке, символе, или «символической форме». В «символической функции», полагает Кассирер, открывается сама сущность человеческого сознания — его способность существовать через синтез противоположностей.Смысл исторического процесса Кассирер видит в «самоосвобождении человека», задачу же философии культуры — в выявлении инвариантных структур, остающихся неизменными в ходе исторического развития.

Эрнст Кассирер

Культурология / Философия / Образование и наука
Повседневная жизнь средневековой Москвы
Повседневная жизнь средневековой Москвы

Столица Святой Руси, город Дмитрия Донского и Андрея Рублева, митрополита Макария и Ивана Грозного, патриарха Никона и протопопа Аввакума, Симеона Полоцкого и Симона Ушакова; место пребывания князей и бояр, царей и архиереев, богатых купцов и умелых ремесленников, святых и подвижников, ночных татей и «непотребных женок»... Средневековая Москва, опоясанная четырьмя рядами стен, сверкала золотом глав кремлевских соборов и крестами сорока сороков церквей, гордилась великолепием узорчатых палат — и поглощалась огненной стихией, тонула в потоках грязи, была охвачена ужасом «морового поветрия». Истинное благочестие горожан сочеталось с грубостью, молитва — с бранью, добрые дела — с по­вседневным рукоприкладством.Из книги кандидата исторических наук Сергея Шокарева земляки древних москвичей смогут узнать, как выглядели знакомые с детства мес­та — Красная площадь, Никольская, Ильинка, Варварка, Покровка, как жили, работали, любили их далекие предки, а жители других регионов Рос­сии найдут в ней ответ на вопрос о корнях деловитого, предприимчивого, жизнестойкого московского характера.

Сергей Юрьевич Шокарев

Культурология / История / Образование и наука