Чукотский анекдот

Он посадил гостей в покойные кресла, обитые темно-зеленой кожей очень мягкой выделки, и спросил:

— Кофе? Чай?

Сьюзен пожелала выпить чай.

— Здесь, на Чукотке, я поняла, какой это по-настоящему прекрасный напиток.

— Да, чукотский чай славится, — улыбнулся Базаров. — Нет ничего прекраснее, когда в тундре тебе подают пахнущий дымком, крепко заваренный чай.

— А чай на охотничьем вельботе! — подхватил Пестеров.

— Воистину народный напиток! — восторженно произнес Базаров, но тут же ему на ум пришла мысль о том, что по-настоящему народным напитком у местного населения давно стала водка, и он перевел разговор на другую тему.

Базаров с полчаса рассказывал об истории Чукотки, о соседстве с Аляской, не преминув отметить, какой это благоприятный фактор, и продолжил:

— Многие вещи мы сейчас пересматриваем, в том числе и роль американских торговцев на Чукотском полуострове. Здешняя земля являлась самой отдаленной окраиной Российской империи. Снабжать ее из центра нужными товарами было безумно дорого. Даже из Владивостока. Зато американские порты — рядом. И царское правительство поступало мудро, давая возможность американским торговцам развивать свое дело…

— Да, я специально интересовалась этой проблемой, — сказала Сьюзен Канишеро. — Я прочитала и изучила множество книг и документов из крупных библиотек и архивов, даже из Библиотеки Конгресса США. Есть очень хороший и богатейший архив, относящийся к чукотско-аляскинским отношениям, в библиотеке университета в городе Фэрбенксе. Я читала и Богораза, и Йохельсона, записки Дауркина, Биллингса, дневники Амундсена, русских и европейских путешественников… Здесь кипела жизнь.

— Мы сейчас переживаем тяжелое время. Россия проходит период труднейших экономических реформ. Вы молодая женщина, и думаю, еще при вашей жизни здесь произойдут такие изменения, что вы ахнете!

Принесли чай. Он был и впрямь прекрасно заварен.

— Кстати, я знаю, что мой дед специально выписывал из Китая кирпичный, черный чай для чукчей, — напомнила Сьюзен.

— Да, я слышал об этом, — заметил Базаров.

— Удивительно, но сейчас на Чукотке нет черного чая, — сказала Сьюзен. — Честно говоря, меня удивило обилие спиртных напитков в сельских магазинах. В них может отсутствовать самое необходимое — чай, сахар, масло, сгущенное молоко, зато полно разнообразных бутылок. Кстати, советская пропаганда обвиняла моего деда в спаивании коренных жителей Чукотского полуострова, но это была ложь. Олаф Свенссон, патрон моего отца, неукоснительно соблюдал предписание царского правительства о запрещении торговли спиртным среди местного населения. Водка и другие крепкие напитки проникали на Чукотку на пиратских кораблях контрабандистов, а из Владивостока посылались военные корабли ловить и наказывать этих бутлегеров… А сейчас — водки на Чукотке, как говорит русская поговорка, море разливанное…

— Да, — выдавил из себя Базаров. — Это издержки демократизации и введения свободного рынка…

Недавно учрежденная им торговая компания извлекала немалую прибыль от торговли спиртным. Это позволило чукотскому губернатору купить роскошную квартиру в Москве, в старом жилом комплексе для партийной номенклатуры, известном в народе под названием «Дом на набережной». Из окон своего столичного жилья Базаров теперь мог видеть Кремль.

В кабинет вошел Саркисян с папкой.

— Ваши документы готовы, можете строить пекарню в Улаке! — торжественно провозгласил Базаров, вручая папку Сьюзен Канишеро.

Пестерову было как-то обидно: никаких обсуждений, споров. Пока они тут беседовали, бумаги путешествовали по нужным кабинетам, и каждый чиновник, причастный к этому, зная об особом отношении к ним со стороны губернатора, без всяких слов ставил свою подпись.

— Большое спасибо! — поблагодарила Сьюзен Канишеро. — Признаться, я столько слышала о российской бюрократии, что не надеялась на скорое решение.

— А что тут такого? — несколько обиженно произнес Базаров. — Мы люди деловые. Если видим, что никакого нарушения законов нет, почему не разрешить? Мы действуем по демократическому принципу: все, что не запрещено, — разрешено.

— Это очень похвально! — улыбнулась Сьюзен.

Пестеров любовался ею. Если он все же чувствовал в посещении начальственного кабинета нечто особое, возбуждающее подобострастное чувство, то Сьюзен начисто была лишена этого. Она держала себя наравне с губернатором, не подбирала каких-то особых слов, выражений.

И Базаров это почувствовал. Честно говоря, он рассчитывал, что новая обстановка кабинета, созданная по плану и рекомендациям специально привезенного из Москвы дизайнера, произведет если не ошеломляющее, то большое впечатление на американку. Но Сьюзен, похоже, восприняла все эти новшества в кабинете — старинный глобус, специально подсвеченная коллекция костяных скульптур — как должное. Она и словом не выразила своих чувств.