Чукотский анекдот

Порой возникала мысль напиться и все забыть. Вернуться к прошлой жизни, где хотя и были душевные страдания, но вполне преодолимые, легко излечиваемые даже небольшой порцией испытанного лекарства. Но Аркадий понимал, что тогда он может окончательно поставить на себе крест.

И он боролся. Терзался, переживал, подавлял в себе искушение, но держался, и похоже, это вызывало не только сочувствие, но и скрытое одобрение со стороны Сьюзен.

Одного он не мог понять, почему Сьюзен была так обеспокоена устройством фундамента для новой пекарни и почему именно на нее должны пойти валуны из-под старой пекарни? Что касается старых стен, пораженных грибком, их, конечно, надо снести и сжечь.

Перед самым концом навигации в бухту Гуврэль из Сиэтла завезли полный комплект пекарни, оборудования, которое только осталось собрать в Улаке. Чарльз Джонсон, старый знакомый Пестерова по первой поездке на Аляску, показал чертежи и выразил уверенность, что улакцы сами справятся с монтажом и самого здания, и оборудования.

— Мне советовали взять монтажников из Америки, — сказал Чарльз Джонсон, — но я уверен, что и на Чукотке среди местного населения найдется немало умельцев… У меня был опыт. Я строил новую школу в Номе. Она была полностью построена в Калифорнии, и оставалось только собрать ее. Тогда компания настояла, чтобы эту работу сделали ее рабочие. Они заломили такую цену! Но что поделаешь, пришлось платить. Теперь я стал умнее. Я лучше эти деньги отдам соплеменникам.

— Ты собираешься платить? — удивился Пестеров.

— А почему нет? Люди же будут работать, им надо есть, пить… Кофе или чай, — с улыбкой уточнил Чарльз Джонсон. — Все это заложено в смете. И деньги на это есть. Сьюзен Канишеро хорошо поработала. Она даже заставила раскошелиться «Атлантик Ричфильд», «Аляскинский банк» и «Фонд наследия».

— Это же большие деньги! — заметил Пестеров.

— Не очень уж и большие для таких богатых компаний. Не беспокойся, они внакладе не останутся. Они спишут эти суммы на благотворительность и получат налоговые льготы от правительства Соединенных Штатов Америки.

Чарльз Джонсон очень нравился Пестерову. Это был настоящий, деловой американец. Он родился в Уэльсе, как раз напротив Нувукана. Родителей потерял еще в детстве и воспитывался в религиозном приюте пресвитерианской церкви. Потом учился на строителя, жил в Калифорнии. Но сердце рвалось на родину. Вернулся в Ном, основал собственную фирму. Дела у него, по всему видать, шли неплохо. У него было трое сыновей, очень приветливая и очень толстая жена, габаритами которой муж особенно гордился. Все свободное время и заработанные деньги Чарльз Джонсон тратил на свое увлечение охотой. Чтобы бывать в самых недоступных местах Аляски, он даже приобрел небольшой самолет.

— Построим пекарню, поедем ко мне в гости и слетаем на побережье моря Бофорта. Там есть такие места, куда в полном смысле не ступала нога человека.

Весь груз на зиму остался в Гуврэле и был сложен в опустевших складах морского порта. Наняли охрану среди местной милиции, которой все равно нечего было делать.

Зиму Аркадий охотился на нерпу. Ему удалось разыскать на чердаке чудом сохранившееся охотничье снаряжение, оставшееся еще от деда, — акын-закидушку, моток тонкого нерпичьего ремня, два посоха. Один с кружком, чтобы не проваливался в снег, другой с крючком на одном конце и острым металлическим щупом на другом, проверять крепость льда. Старую мелкокалиберную винтовку одолжил косторез Кутегин.

Аркадий просыпался далеко до рассвета и, пока на электрической плитке разогревался чайник, посматривал из окна на темную громаду утеса Еппын, точнее чуть левее, где над нагромождением торосов, на горизонте медленно разгоралась заря. Это зарево будет перемешаться по стыку земли и неба, пока не вынырнет над дальними холмами красный диск зимнего солнца.

Но к этому времени он уже будет далеко в море.

Перед тем как выйти на морской лед, у отдельно стоящей скалы Сенлун, охотник надевал снегоступы и медленно шагал строго на север, к той линии, где встречались неподвижный припай и дрейфующий лед. Вот как раз на стыке чаще всего и встречались полыньи и разводья, где резвились нерпы и лахтаки. Но это отнюдь не означало, что поверхность открытой воды то и дело вспарывали черные головки тюленей. Случалось, что Пестеров просиживал в неподвижном и тщетном ожидании, в сооруженном из обломков льдин скрадке, весь световой день. Но случались и добычливые дни.

Сегодня ему удалось подстрелить три нерпы. Две туши он легко достал, подцепив багром, а третья, пока он разматывал загрубевший тонкий ремень акына, утонула. Две нерпы — это была настоящая удача! Для такого случая лаже существовало особое чукотское выражение — ачымьен, двойная добыча.

Медленное продвижение к синеющему вдали берегу настраивало на размышления. После того происшествия в «Теремке» Аркадий Пестеров больше не притрагивался к спиртному.