Чукотский вестерн

– Закрой, Никита, двери поплотней, – попросил капитан, когда все остальные покинули помещение.

Сам, тем временем, извлёк из стоящего в углу одинокого сейфа початую бутылку коньяка, две рюмки, блюдце с конфетами и черносливом. Расставил всё это на столе в художественном беспорядке, в завершении вынул из кармана и бросил рядом с коньячной бутылкой пачку «Герцеговины Флор» и, закинув ногу на ногу, вольготно расположился на самом крепком из стульев – красного дерева, с высокой изогнутой спинкой.

– Присаживайся напротив меня, – предложил. – Наливай по рюмке. Разговор у нас с тобой долгим будет. Причём не просто разговор, а разговор, Москвой санкционированный.

Ник, слегка заинтригованный последней фразой, быстро разлил коньяк, уселся на первый подвернувшийся под руку табурет.

– Предлагаю выпить! – Курчавый высоко поднял вверх свою рюмку. – За понимание и доверие! За – правильное понимание, и полное – доверие…

Чокнулись, выпили.

«Отличный коньяк», – решил Ник. – «Знаменитый «Хенесси» отдыхает. А вот тост знакомый, слышанный уже где-то раньше . Что-то похожее генерал говорил в «Особенностях» – то ли рыбалки, то ли охоты…».

Не торопясь, закурили, помолчали.

Папиросы тоже оказались первоклассными: ароматные, душистые, не чета уже слегка надоевшему «Беломорканалу».

– Есть убеждение, – осторожно, вдумчиво подбирая слова, начал капитан, – что все эти вражеские происки только одну цель преследуют. А именно: максимально воспрепятствовать группе «Азимут» в поисках месторождения жильного золота, – и замолчал выжидательно.

– А что, могут и другие цели преследоваться? – подыграл Ник, словно бы помогая капитану сказать что-то важное, подтолкнуть его к этому.

– Может быть, имеются и другие, – сказал капитан и задумался. – А знаешь что, – предложил неожиданно. – Плесни-ка ещё коньячку! Может, тогда и разговор пойдёт веселее.

Ник второй раз наполнил рюмки.

Выпили, на этот раз не чокаясь.

– Видишь ли, друг мой, – тяжело вздохнул капитан. – Существует достаточно большая вероятность того, что эта охота ведётся не на «Азимут», а на тебя. Лично на тебя.

– На меня?

– На тебя, Николай Иванов, тысяча девятьсот восьмидесятого года рождения.

Прибалдел Ник знатно: «Вот оно как, оказывается! Наверняка, тогда в камере Бочкин и не спал вовсе, подслушал всё, что я Сизому и Вырвиглазу рассказал, да и доложил по инстанции. Поверили, выходит? Почему так легко поверили? Или заранее знали?»

Налил ещё коньячку, махнул рюмашку единым махом, краем глаза отметив, что капитан свою рюмку только пригубил.

– Да, – Курчавый утвердительно кивнул. – Знали мы о твоём появлении. Есть в Кремле человек один, знающий . Понимаешь, по-настоящему – знающий …. Кто, что? Не спрашивай, не отвечу. Я сошка мелкая в этом деле, что велят – то и делаю, что разрешают – то и говорю. Вот так. А тот человек, если с тобой познакомиться захочет, повстречаться, то непременно это сделает. Когда нужным сочтёт.

Закурил Ник очередную папироску и честно своим непониманием поделился:

– Если вы знаете – из какого времени я сюда прибыл, то почему так бездарно используете? В Магадан загнали зачем-то, сейчас на Чукотку сватаете. Золото? Да бросьте, настоящее золото – это информация. Вы и меня должны рассматривать – сугубо в качестве источника информации. Бесценного источника информации – обудущем ! Ну что, разве я не прав?

– Абсолютно не прав. – Капитан скорчил кислую физиономию. – Нулевой ты источник информации. Пшик один, а не источник. Забыл, что ли, что все твои песенки-анекдоты оттуда – здесь никто запомнить не может? А эти буровые коронки? Только ты их мог изготовить. А другие нет. Знаешь почему? Да, вот, эти чертежи твои: ты их видишь в нормальном виде, а для всех остальных – это просто значки непонятные, линии кривые, нарисованные беспорядочно. Я же с токарями заводскими разговаривал тогда. «Детские рисунки», – говорят. – «И цифры нет ни одной».

– Не может быть такого! – возмутился Ник. Что-что, а чертежи у него всегда на загляденье получались, по всем правилам оформленные.

– А ты вон там, на стеллаже, возьми лист бумаги и карандаш, – предложил Курчавый. – Да и напиши что-нибудь. Стихотворение, например. Ты же у нас – пиит знатный.

Ник так и сделал, взял бумагу, карандаш и написал: