Чума. Записки бунтаря

Разлученные во второй части: «Они были потрясены тем, что на свете есть множество мелочей, имеющих огромное значение для них и ничего не значащих для других. Так они открыли существование частной жизни». «Они прекрасно знали, что нужно кончать с этим – во всяком случае, что они должны желать конца, и, стало быть, они его желали – однако уже без прежнего пыла, но лишь с ясным сознанием причин, по которым им следует его желать. От великих первоначальных порывов в их душах осталась лишь угрюмая подавленность, заслонившая сам источник этой тоски. Они вели себя как люди удрученные и несчастные, но остроты несчастья не ощущали. По сути, это и было самое страшное. Прежде они были всего-навсего во власти отчаяния. Вот отчего многие были неверны. Ибо от любовных страданий у них остался только вкус к любви и потребность в ней, и, постепенно отдаляясь от тех, кто когда-то был предметом этих чувств, они расслабились и откликнулись на первый же ласковый призыв. Таким образом, они были неверны из любви». «Издалека им казалось, что жизнь их составляет единое целое. И тогда они окунались в нее с новой силой. Так чума возвращала им единство. Следовательно, эти люди не умели жить в единстве, когда единство это существовало, – или, точнее, для того, чтобы научиться жить в единстве, им нужно было однажды его потерять». «Иногда они замечали, что находятся еще на первой стадии, когда то и дело собираешься показать какую-нибудь вещь другу, которого нет рядом. Тогда они еще питали надежду. Вторая стадия вступила в свои права, когда на все их мысли наложила свой отпечаток чума». «Но иногда глубокой ночью рана их раскрывалась вновь. И, внезапно пробудившись, они искали ее воспаленными губами, к ним возвращалось страдание во всей его первозданности, а вместе с ним – потрясенный лик их любви».

Говоря о чуме, я хочу показать ту удушливую и грозную атмосферу изгнания, в которой мы жили и от которой страдали. Одновременно я хочу распространить эту картину на все существование в целом. Чума поможет изобразить тех, кто во время последней войны принадлежали к безмолвно размышляющим – и нравственно страдающим.

* * *

Здесь неведомы жажда и то ощущение сухости, которое охватывает все твое существо после ходьбы под солнцем по пыльной дороге. Глотаешь лимонад – и не чувствуешь в горле жидкости, только обжигающие иголочки газа.

* * *

Не создан для рассеяния.

* * *

15 января

Болезнь – это крест, но, быть может, и опора. Идеально было бы взять у нее силу и отвергнуть слабости. Пусть она станет убежищем, которое придает силу в нужный момент. А если платить нужно страданиями и отречением – заплатим.

* * *

Небо голубое, поэтому заснеженные деревья, склоняющие свои белые ветви низко-низко надо льдом, кажутся похожими на цветущий миндаль. В этом краю глаз не может отличить весну от зимы.

У меня роман с этим краем, иначе говоря, у меня есть причины и любить его, и ненавидеть. А с Алжиром все наоборот – я люблю его беспредельно и сладострастно предаюсь этому чувству. Вопрос: можно ли любить страну, как женщину?

* * *

«Чума», второй вариант. Разлученные.

Разлученные замечают, что на первой стадии они, по сути дела, не переставали на что-то надеяться: на то, что придут письма, на то, что чума кончится, на то, что их близкие проберутся в город. Только когда наступает вторая стадия, они теряют надежду. В этот момент они, к счастью, утрачивают и жизненные силы (или жизнь ставит перед ними новые цели). Они должны либо умереть, либо предать.

То же: эти минуты, когда чума влечет их к себе и они мечтают только о том, как бы уснуть вечным сном. Коттар говорит: должно быть, в тюрьме хорошо. А горожане: чума, наверное, избавляет от всего.

* * *

Чистосердечие Кьеркегора. Сколько разглагольствований. Неужели гений так неспешен!

«Отчаяние – это граница, где встречаются, равно беспомощные, запальчивость подло-трусливого эгоизма и мужество упрямо-горделивого ума».

«Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и не находит» (Матф., XII, 43).

Его деление на людей действия и людей страдания.

То же применительно к Кафке: «Нужно истребить земную надежду, лишь тогда возможно спастись надеждой истинной».

Для К. Чистосердечие – это единство. Но это единство и добро. Нет чистоты вне Бога. Вывод: смириться с жизнью нечистой? Я далек от добра и жажду единства. И тут ничего не изменишь.

* * *

Эссе о Бунте. Раньше я выводил философию из тревоги – вывести ее теперь из счастья.