Чумные ночи

– Ваше любезное предложение – большая честь для меня, – откликнулся Никифорос. – Я очень люблю Мингер. Но я терпеть не могу этих консулов, которые только и умеют, что продавать билеты на пассажирские пароходы, заниматься контрабандой да надувать друг друга. Да и не консулы все они на самом деле, а вице-консулы. Кроме того, пока господин губернатор не перестанет покрывать всех этих шейхов, обеспечивать соблюдение карантина будет весьма непросто.

– Кто из шейхов, настроенных против карантина, самый непримиримый?

– Нам, грекам, не пристало лезть в дела мусульман. Но ведь мы с ними на этом острове словно на одном корабле. Чума не будет разбираться, кто мусульманин, кто христианин, ее стрелы будут поражать всех. И если мусульмане не согласятся соблюдать карантин, умирать станут не только они, но и христиане.

Желая намекнуть, что ему уже пора откланяться, Бонковский-паша встал со стула и принялся изучать витрину, в которой были выставлены снадобья на основе розовой воды.

– Из всех наших товаров самым большим спросом по-прежнему пользуются «La Rose du Minguère»[53] и «La Rose du Levant»![54] – сообщил Никифорос, открыл витрину и вручил Бонковскому изящный флакон и среднего размера стеклянную баночку. – «La Rose du Minguère» – крем для рук, а «La Rose du Levant» – розовая вода самого высшего сорта. Помните, паша, как однажды вечером мы с вами придумали эти названия? Двадцать с лишним лет назад дело было.

Бонковский и вправду вспомнил тот стамбульский вечер, и на губах его показалась грустная улыбка. Два совсем еще молодых человека, неожиданно получившие концессию от султана, сидели в задней комнате аптеки Никифороса, пили ракы[55]

и строили планы разбогатеть. Первым делом, решили они, нужно наладить выпуск розовой воды в бутылках, а потом – крема на ее основе. Да, 1880-е годы были золотым временем для specialités pharmaceutiques[56], как это называют европейцы. Люди перестали ходить в пропахшие травами, пестрящие яркими цветами зелейные лавки, и рынок оказался внезапно захвачен аптеками современного типа, где среди выкрашенных в стерильный, белый цвет стен холодно поблескивали стеклами деревянные витрины и где вам могли приготовить лекарство по рецепту. В эти аптеки стали поставлять из-за границы средства от мозолей, лекарства для желудка, краску для волос и бороды, зубную пасту, заживляющие мази – всё в красивых баночках и бутылочках. В некоторых стамбульских и измирских аптеках даже можно было купить одеколон и послабляющую минеральную воду из Европы. В те же годы некоторые сообразительные аптекари стали предлагать местные аналоги этих средств. Вот и Бонковский-бей создал небольшую компанию для производства слабительной минералки и «шипучей фруктовой воды». Тогда же он узнал, что упаковку, даже для товаров местного производства, – бутылки, крышечки, красивые коробочки и этикетки – заказывают в Европе, по большей части в Париже. А там все стоит денег, в том числе и рисунок для этикетки. Поэтому Бонковский решил обратиться к знакомому художнику Осгану Калемджияну.

– Этот рисунок наш друг Осган сделал для этикеток нашей розовой воды. Я его нисколько не изменил. Когда приехал сюда, первым делом заказал в единственной арказской типографии, печатающей этикетки и визитные карточки, тысячу штук и стал наклеивать на бутылки.

– Осган был аптекарем, фармацевтом и в то же время самым популярным рекламным художником тех лет, – заметил Бонковский-паша. – Выполнял заказы роскошных отелей, известных магазинов, в том числе «Лаззаро Франко», и, конечно, аптек, делал рисунки для каталогов и упаковок.

– А вот посмотрите-ка еще сюда, – предложил Никифорос, отвел Бонковского в сторонку и продолжил, понизив голос: – Самый ожесточенный противник карантина – шейх тариката Рифаи. А шейх Хамдуллах тайно его поддерживает.

– Где находятся их текке?

– В кварталах Вавла и Герме. А помните этот рисунок на этикетке «Розы Леванта»? Он еще более символичен. Здесь есть и одна из башен Арказской крепости – та, что с остроконечным навершием, и Белая гора, и мингерская роза.

– Да, эту эмблему я тоже помню, – кивнул Бонковский-паша.

– Мне хотелось бы отправить господину губернатору, раз уж его ландо здесь, несколько образцов нашей продукции. – Никифорос указал на корзинку с двумя бутылочками «La Rose du Levant». – Эмблему с этих этикеток я отпечатал также и на ткани, которой украсил витрину – исключительно в рекламных целях. Однако господин губернатор, к великому сожалению, истолковал это превратно и мало того что велел снять эмблему, так еще и не вернул ткань, на которой она была отпечатана. Я смогу войти в Карантинный комитет лишь в том случае, если мне вернут этот кусок ткани. Он сыграл важную роль в истории нашей компании.

Полчаса спустя, настояв на новой аудиенции у губернатора, Бонковский-паша сразу начал разговор с просьбы аптекаря:

– Мой старый друг Никифорос согласился войти в Карантинный комитет. Но только с одним условием: если вы вернете ему рекламную вывеску.