Чумные псы

— Оказался… показался… сетку поддел, всего-то делов. А знаешь, через два участка от нас жила престарелая дама, так у нее в двери была специальная дверца для кошек. Захотят — войдут, захотят — выйдут, так и шастали днем и ночью. Но попробовали бы они заглянуть ко мне в садик, уж я-то их бы…

— Надоеда, у тебя кровь течет!

— Рауф, лунный свет, дверь… Я же тебе сказать шел — у меня в голове запиралка выскочила, и все нараспашку. А человек-пахнущий-табаком и не заметил. Ну как объяснить, чтобы ты понял? Дверь была как стена. А теперь она как одна сплошная дырка. Ой! Голова болит!..

Надоеда вдруг сел и принялся ожесточенно скрести «шапочку», но она была сделана крепко и не поддавалась когтям.

Рауф хмуро смотрел на него при свете луны, но помалкивал.

— Моя голова, — пробормотал наконец фокстерьер. — Человек-пахнущий-табаком поджег ее своими спичками. Чувствуешь, воняет паленым?

— Это когда же он?

— А все пока я спал. Белые халаты положили меня на стеклянный стол, и там я заснул… Мухи что-то разлетались сегодня, прямо удержу нет. Это из-за жары, даже в саду дышать нечем… Пойду-ка я спать. Но, Рауф, если вдруг появится грузовик…

Надоеда зевнул и улегся на пол.

Рауф, поднявшись, начал обнюхивать фокстерьера и лизать его мордочку. Удивительное дело, но Надоеде словно поднесли нюхательную соль — прикосновение и запах друга тотчас вернули пса к реальности.

— Сетка качается! — сказал он, резко вскидываясь и садясь. — Дверь, Рауф! Дверь! Вот зачем я к тебе пролез! У тебя в вольере дверь не закрыта!

Эльзасец прекратил выть. Некоторое время единственным звуком в виварии был редкий стук капель, срывавшихся из водопроводного крана и падавших на выпуклое дно перевернутого ведра под ним.

— Мы можем выйти в эту дверь, Рауф!

— А зачем?

— Рауф, но нам, может, удастся отсюда выбраться!

— Они все равно поймают нас и притащат обратно. Собаки должны слушаться людей. У меня никогда не было хозяина, но я все равно…

— Рауф, вспомни свои мучения! Все, что ты перенес!

— Все собаки рождаются на мучение. Этот мир вообще скверное место для животных.

— Рауф, мы им ничем не обязаны! Мы им ничего не должны! Они нам не хозяева!

— Но природа собаки… законы нашего племени…

— Дерьмо небесное, дай мне терпения! — рассердился Надоеда. — Меня уже обнюхивает псина с раскаленным докрасна носом! Грузовик, сюда едет грузовик!.. — Зашатавшись, пес свалился в солому, но тотчас поднялся. — Рауф, нам надо бежать! Нам обоим! Наружу! За дверь!

— Там, за дверью, нас может ждать еще что похуже, — пробормотал Рауф, вглядываясь в сумерки бетонного застенка.

Надоеда конвульсивно стискивал челюсти. Ему требовалось отчаянное усилие, чтобы заставить покалеченный разум соображать в заданном направлении.

— Рауф, вода! Железная вода, в которой тебя принуждают плавать! Ты можешь вообразить что-нибудь хуже? Раз за разом ты часами барахтаешься в этой воде, теряя последние силы… а кончится тем, что рано или поздно тебя просто утопят! Белые халаты, Рауф! Вспомни, ты же сам мне рассказывал! Белые халаты стоят у бортика и смотрят сверху вниз, наблюдая за твоими страданиями! Они не хозяева тебе, поверь, я-то уж знаю, ведь у меня был хозяин! Если мы удерем, как знать, может, мы сумеем отыскать себе хозяина… настоящего вожака стаи… Рауф, неужели даже попытаться не стоит?

Большой пес стоял в напряженной позе, не зная, на что решиться. Внезапно снаружи, со склона холма, долетел далекий, еле слышный плеск воды на камнях — это овечка из местного стада перебиралась через ручей. Рауф коротко рявкнул и резким толчком распахнул дверь. Надоеда выскочил следом, и вдвоем они тихо — только когти постукивали о бетон — пробежали вдоль ряда вольеров и оказались перед распашными дверями, замыкавшими собачье отделение вивария.

Надоеде понадобилось некоторое время, чтобы приноровиться к этим дверям. Они были легкими, без труда снимались с петель и представляли собой толстые асбестовые листы на деревянных рамах, выкрашенных белой краской. Проектируя виварий, лорд Плинлиммон позаботился о том, чтобы обширное помещение без лишних хлопот разгораживалось на отсеки требуемого размера. Если уж на то пошло, здесь с минимальными усилиями можно было как угодно поменять положение не только дверей, но и самих внутренних стен. Правда, двери оказались оснащены довольно тугими возвратными пружинами и весьма чувствительно били идущего следом когда по коленке, а когда и по физиономии, если вечно спешившие сотрудники центра не удосуживались их придержать.

Когда Рауф в первый раз сунулся в эти двери, правая створка приоткрылась от толчка дюймов на шесть, но потом решительно встала на место, отбросив кобеля прочь. Заворчав, Рауф снова бросился в атаку, ударив сильнее и выше, чем прежде. Дверь опять поддалась, но стоило Рауфу просунуть голову в открывшийся проем, как упрямая створка захлопнулась и зажала его шею, точно в капкане. Кое-как он вырвался и хотел уже взять дверную раму на зуб, но Надоеда остановил приятеля.

— Рауф, она все равно не живая! Она… ну… как бы… в нее надо типа поскрестись, чтобы тебя пустили, только человека там нет.