Чумовая попаданка в невесту

— Позабавимся, голубка, но после, — процедил бандит и вышел, пригнувшись.

Вдох-выдох. Расцепить зубы. Пошевелить пальцами, покрутить запястьями. Крепко связал, ублюдок! Хитро́ как-то, не просто обмотал… Не растянуть, не ослабить верёвку. Что остаётся? Сидеть и ждать у моря погоды? Нет, это не в моём характере! Паниковать тоже не стоит. Действовать надо.

Прежде всего я осмотрелась. Неплохо было бы, если бы на полу валялся какой-нибудь кинжальчик или ножницы… Гвоздик тоже хорошо. В общем, заточенное нечто, чем можно было бы измочалить верёвку на запястьях. Пошарив по коврам и мешкам взглядом, я не нашла ничего подобного. Эх, и в карманах нет. Впрочем, карманов тоже нет. Упс. Мою связку ключей бы сюда, там открывашка с острым зубчиком… Но не судьба. Ладно. Не стоит отчаиваться, папа всегда говорил, что не бывает безвыходных ситуаций. Что бы он сделал на моём месте? Ну окей, папа вряд ли оказался бы на моём месте, но вдруг?

Сидеть было неудобно — спина устала. Да и вчерашне-сегодняшняя конная прогулка начала отдаваться во всех мышцах. Ползком, отталкиваясь пятками и подпрыгивая на многострадальной жопе, я добралась до ближайшего ларя и прислонилась к нему, откинув голову на пирамидальную крышку. Ларь был жёстким и откровенно твёрдым, окованное железо больно впилось в шею. Поелозив по ковру, нашла позу получше, и меня вдруг обдало жаром.

За каким буем мне нож, если у ларя острые железные уголки?!

В общем и целом, я могу порекомендовать древние сундуки и ларцы всем узникам, желающим освободиться от пут. Главное — приноровиться, а потом всё само пойдёт как по маслу. С непривычки, правда, дело движется медленно и неловко, есть риск расцарапать руки в кровь, однако уже через пятнадцать минут верёвка, туго охватывающая мои запястья, ослабла. Видимо, я удачно попала на узел, хотя и действовала вслепую. Зато согрелась и снаружи, и изнутри, ругая себя за недальновидность. Вот зачем отдала каплю Стояну? Мне бы сейчас пригодился камень, внушающий волю окружающим! Или Кусик бы пригодился. Но его ищи-свищи, он кот, который гуляет сам по себе… Мой милый, няшный Кусенька… Охотится, небось, скачет по снегу или спит в вырытой норке. А может, и пробрался в мою горницу, зарылся в меха на кровати и посапывает беззаботно…

Острое чувство беспричинной тоски пронзило моё сердце. Да, звучит несколько киношно и пафосно, но я ощутила именно укол, как будто тонким стилетом попали в грудь и достали до самого сердца. Усмехнулась горько — вот и я становлюсь, как они все здесь. Скоро начну разговаривать устаревшими словами и выражениями, не останется во мне ничего от той Янки, которая когда-то давно (неделю назад) жила в Москве и работала в кафе на Покровке…

За шкурами фигвама тихо поскреблись. Я замерла, прислушавшись. Звуки, раздававшиеся снаружи, не изменились — ржание лошадей, стук деревянного молотка, вычурная брань хриплых голосов. Но это странное скребение выделялось изо всех остальных. Словно кто-то решил подкопаться под полог из шкур… Оглянувшись, я ничего особенного не заметила, но звук повторился.

Когти. Маленькие когти копают землю.

Сердце застыло в груди, а потом застучало сумасшедшими маракасами. А через минуту мне на грудь бросился пушистый и грязный комок шерсти в окружении оперённых крыльев и принялся ласково урчать, потираясь о подбородок велюровой треугольной головой.

Глава 24 Эх, полным-полна моя коробушка…

— Кусь…

Моё горло словно сжали невидимой рукой. Зверёныш дорогой, не бросил мамочку… Видно, почувствовал на расстоянии, что мне грозит беда, ощутил мои волнение и страх, примчался… А я даже погладить его не могу. Руки связаны ещё, не допилила узелок. Но стоило мне подумать об этом, как зверёныш проворно спустился на пол, нырнул мне за спину и принялся там копошиться. Острые, как ножики, коготки быстро расправились с верёвкой, и я смогла, наконец, вытянуть занемевшие запястья, покрутить ими, а потом схватить любимца в объятия:

— Кусёныш, лапочка моя! Как ты меня нашёл?

Малыш коротко приластился, поурчав, и отскочил от меня к стене фигвама, к ямке, прокопанной в мёрзлой земле. Я распутала верёвку на ногах и с сомнением прищурилась:

— Я туда не пролезу, балда!

Кусь взглянул на меня с непониманием, склонив голову набок, а потом пискнул и провёл лапой по шкуре фигвама, распоров её когтями.

— Смело, — оценила я. — Меня поймают.

Но зверёныш уже прыгнул в образовавшуюся дыру. Мне ничего не оставалось, как последовать за Кусем.

Лихие разбойники совершенно неосмотрительно посадили меня в крайний фигвам. Надо было в центр тащить, там у меня шанса не было бы никакого. А так — скрытая шалашом, я птицей метнулась по высокому снегу к елям, по следу Куся короткими перебежками побежала в глубь леса. Наверное, бандиты рассчитывали на моё благоразумие. В одиночку в незнакомом лесу это, конечно, безумие. Не знали они, как и я не знала, что Кусь уже спешит на помощь. Всё-таки у нас с этим мимими-совёнком есть ментальная связь. Не мыслями, а образами. Эмоциями даже, я бы сказала.