Чувство реальности. Том 1

Облава снималась скрытой камерой и напрямую транслировалась по одной из популярных программ криминальных новостей. Поскольку факт исчезновения высокопоставленного сотрудника советского посольства к этому времени уже успел просочиться в прессу, мгновенно разразился публичный скандал. Для заведения “Сладкая Пусси” он послужил отличной бесплатной рекламой. Советская сторона официально заявила о чудовищной грязной провокации. Американская сторона нагло ухмыльнулась.

Все это время Андрей Евгеньевич жил вместе со своим Христофором под усиленной охраной в тихом пригороде Вашингтона, неподалеку от Ленгли, на комфортабельной маленькой вилле, принадлежащей ЦРУ. Прогулки его ограничивались лужайкой перед домом, огороженной непроницаемым забором. Общался он только с Макмерфи и Христофором. Толстая черная горничная вела себя как глухонемая, изъяснялась жестами. Китаец, приходивший два раза в неделю стричь лужайку, не говорил по-английски.

Андрей Евгеньевич маленькими порциями сливал Макмерфи информацию, прежде всего Кумаринский балласт. Кроме того, занимался анализом советской прессы, официальных сообщений ТАСС, неофициальных агентурных сообщений, в изобилии поступавших к Макмерфи.

Билли не стеснялся переваливать на Григорьева огромную часть своей работы. Андрей Евгеньевич довольно скоро догадался, что стряпает аналитические справки для начальства Макмерфи, которые тот подписывает своим именем. Ну что ж, за гостеприимство надо платить.

С самого начала, когда микроавтобус доставил Григорьева вместе с котом в укромный домик на окраине Вашингтона, приехавший под утро Билли заявил именно то, что ждал услышать от него Андрей Евгеньевич: “Ты преувеличиваешь. Ты вполне мог бы еще побыть в своей прежней роли, никто тебя не собирался арестовывать. Ну да ладно, не возвращаться же тебе назад. Так и быть, оставайся”.

Дальнейшие события только подтвердили его изначальную точку зрения на неожиданный поступок Григорьева. Он постоянно шутил по поводу паранойи, которая распространяется воздушно-капельным путем, смаковал слухи о реакции, которую вызвало в советском посольстве исчезновение заместителя пресс-атташе, повторяя по-русски разными гнусными пародийными голосами: “Это грязная провокация! Честный советский дипломат, благородный чекист с чистыми руками, холодной головой и горячим сердцем пал жертвой в борьбе за светлые идеалы коммунизма!"

Агентура Макмерфи работала на славу. Билли становились известны самые интимные подробности из жизни Первого отдела Первого Управления КГБ. Он знал не только о горячем заступничестве Кумарина, но даже об инициативе одного из руководящих старцев наградить полковника Григорьева орденом Красного Знамени посмертно, и страшно веселился по этому поводу, предлагая отправить в КГБ телеграмму с просьбой выслать орден ценной бандеролью на адрес штаб-квартиры ЦРУ.

Григорьев смиренно терпел этот юмор, поскольку ничего другого не оставалось. Про себя он удивлялся и благодарил Кумарина. Если бы его сразу объявили перебежчиком и предателем, Кларе пришлось бы несладко. Да и Катю с Машей в Москве наверняка не оставили бы в покое.

Примерно через неделю после своего ухода он решился обратиться к Макмерфи с просьбой:

– Если у тебя такие широкие возможности, узнай, пожалуйста, как здоровье моей жены.

Макмерфи в ответ презрительно хмыкнул, однако вскоре сообщил, что Клара вполне здорова, недавно посетила дорогого стоматолога и вставила себе несколько фарфоровых зубов.

Вечерами Макмерфи любил вместе с Григорьевым смотреть по видео советские фильмы. Он постоянно совершенствовал свой русский, требовал комментариев и объяснений, если не понимал чего-то. Больше всего ему нравилось “Белое солнце пустыни” и “Неуловимые мстители”. Однажды он попросил растолковать выражение “А казачок-то засланный” и, выслушав объяснения, противно подмигнул:

– Это как ты, да?

Историю о своих всплывших документах Григорьев узнал из теленовостей и понял, что теперь придется расставить все точки над “и”. Макмерфи явился озабоченный, нервный, злой и заявил, что его руководство желает покончить со всякой двусмысленностью и требует, чтобы Григорьев выступил с официальным заявлением.

– Нам не нужен человек, который шляется по девкам и теряет документы! Ваши готовы раздуть международный скандал, они обвиняют нас в провокации, в убийстве, черт знает в чем. Ты должен прекратить это дерьмо, Эндрю!

– Какие девки, Билл? Ты же отлично знаешь, что бумажник у меня вытащили, нигде я не шлялся, все это полнейший бред.

Макмерфи ничего не ответил, шлепнул на журнальный стол увесистую пачку газет и вышел, шарахнув дверью. Андрей Евгеньевич принялся изучать прессу. Первые полосы бульварных газет и тонких иллюстрированных журнальчиков украшали шикарные заголовки: “Роман русского шпиона с чернокожей жрицей любви”, “Тайна “нежного зайчика” из КГБ”, “Красный десант в квартале “Красных фонарей”.