Как в тумане дойдя до машины, он сел на водительское сидение и сидел какое-то время неподвижно, тупо глядя на руль, словно забыв и не понимая, что нужно делать.
Глава 20
Отработав в следственных органах более двадцати лет, Афанасий Евгеньевич Еременко относился к своей работе, как он сам выражался, «сложносочиненно». Работа следователя это постоянное напряжение, ненормированный рабочий день, регулярно приходится наблюдать всякие ужасы и мерзости, совершаемые человеческими созданиями, в результате действий которых, порой, возникали сомнения в принадлежности их именно к созданиям человеческим. А большую часть времени приходится собирать по крупицам информацию. Задавать множество раз одни и те же вопросы, выслушивать огромное количество бесполезных ответов. Гораздо меньшее количество ответов из которых можно извлечь пользу. И среди и тех и других непременно больше половины сказанного вранье, намеренное или же высказываемое, вроде как, с благими целями, из желания и вправду помочь. Но от этого рвения факты реальные обрастают в устах рассказчиков домыслами, преувеличениями, и щедрыми плодами разыгравшейся фантазии. И вот тут нужно иметь настоящий талант «отделить зерна от плевел» и отыскать среди бесполезной шелухи возможно еле заметную в ней крупицу истины. А потом еще нужно все эти крупицы, кусочки, зацепки и зацепочки сложить в одну цельную картинку. Это непросто, это выматывает и морально и физически. Душа обрастает коркой, накапливая под этой коркой усталость, разочарование, привычку не доверять ни кому.
Афанасий Евгеньевич не любил глупых и пустых разговоров. И людей склонных к фантазированию и додумыванию того что было на самом деле к тому чтобы могло быть еще. А как же иначе? Ведь так все логично и нужно помочь бедолаге следователю, а то ведь он сам не справится, не додумается до очевидного. И служителя закона, не жалующего ни дураков, ни врунов такие помощники в прямом смысле слова бесили. В душе. Внешне он сохранял спокойствие, был вежлив, терпелив. Но про себя, в отдельных «особо-выдающихся» случаях, порой тоже разыгрывал фантазийные сцены, как он этих помогальщиков учит уму разуму, чтоб поумнели.
И если бы Афанасия Евгеньевича спросили любит ли он свою работу, он бы сказал честно: «Да черт его знает. Если брать каждую составляющую в отдельности, то любить тут что-либо, будучи в здравом уме, достаточно сложно. Но я с этой работой справляюсь. А это главное. Нужно делать то что хорошо получается. Тогда будет толк. А всякие «любишь-не любишь» это уже из той же области бессмысленного словоблудия и мечтаний».
Нераскрытых дел, в практике Афанасия Евгеньевича не было. Рано или поздно он докапывался до истины.
– Роза Львовна, а скажите, пожалуйста, у Вашей соседки был эм… кавалер?
Соседка Ольги Самохиной, которую Афанасий Евгеньевич уже мысленно окрестил «Я Вас умоляю!» воинственно выпятила бюст, вероятно максимально возможного из существующих размеров, и приложила к этой монументальной части тела пухлые ладони.
– Я Вас умоляю! Ну конечно был! Это у меня уже нет никаких кавалеров, только сын Беня, который делает людям зубы и благодаря этому имеет возможность помогать своей старой матери… А у молодой красивой женщины?! Конечно у нее был кавалер!
Собрав волю в кулак, и взяв из вазочки еще одно рассыпчатое, прямо тающее во рту печенье, Афанасий Евгеньевич задал следующий вопрос, понимая, что этот разговор будет долгим, причем на этот раз ускорить процесс нет никакой возможности.
– А описать Вы его можете?
– Я Вас умоляю! Мужчина, высокий, приезжал на черной машине. Иностранной. Волосы темные. Приезжал раза два в неделю, часа на полтора, на два. Потом дверью хлопали, и я знала, что он уходит. Смотрю в окно он выходит из подьезда, садится в машину, уезжает.
– А лицо его Вы видели?
– Я Вас умоляю! Шестой этаж, а я уже давно как вышла из того возраста, когда видела без очков лучше чем сейчас в очках.
– А может Вы как-то столкнулись на улице, когда он из машины выходил. Или в лифте, или на этаже?
– Молодой человек, я в то время когда он к ней приезжал, сталкиваюсь только со своим повышенным давлением… Берите еще печенье. Свежее…
– Благодарю, спасибо я уже наелся. Очень вкусное и чай восхитительный… Ну что же, спасибо, Роза Львовна. Последний вопрос, и я не стану больше злоупотреблять Вашим гостеприимством. Вы случайно не помните, в прошлую пятницу или в субботу, этот мужчина не приезжал.
– Вы надо мной смеетесь?! – необьятный бюст заколыхался от смеха. – Я Вас умоляю! Как я могу помнить за ту пятницу или субботу?! Неделя прошла! Если б Вы спросили за вчера, я бы помнила. Старость, молодой человек, это все дни как один. Помнишь только те, когда ничего не болит. А таких как праздников, хорошо если раз в месяц.
Следователь поднялся, желая уже только как можно скорее убраться.
– Спасибо, еще раз. И печенье у Вас и впрямь отменное.
Роза Львовна махнула рукой.