Лондон,
понедельник, 30 июня 1930 года
Приехал в Лондон в середине дня и написал статью. Немыслимая жара. Ужинал у герцогини Мальборо. Сидел рядом с Эдит Ситуэлл. По стенам столовой развешаны ужасающие фрески Уоттса. Эдит высказала предположение, что в действительности их автор – леди Лейвери. В основном говорила про книгу Этель Мэннин («Признания и впечатления». – А. Л. ), про то, что она сказала или собиралась сказать в ответ на слова миссис Мэннин, и про то, что сказала миссис Мэннин в ответ на ее слова. Мельба: «Я читала ваши книги, мисс Ситуэлл». – «Ну а я, дама Мельба, слышала, как вы поете». На ужине присутствовали два посла и человек сорок пэров и их жен средних лет с суровыми лицами. В брильянтах вид у герцогини не первой свежести. Герцог – с орденом Подвязки в петлице и в шелковом тюрбане, на глазу повязка, из-под повязки торчит маленький острый носик. Когда я уходил, герцогиня сказала: «Ах, вы прямо как мой Мальборо. Такой же суетный. Он у меня ходит на любой прием, если получает отпечатанное на машинке приглашение». <…>Четверг, 3 июля 1930 года
<…> Переоделся – и на ужин к Спирменсам. <…> Диана Спирменс заказала Мэри Пэкенхем две фрески для своей гостиной, каждая ценой 20 фунтов. Когда первая фреска была готова, Диана сказала: «Насколько я понимаю, мы еще не решили, сколько мы вам заплатим, не правда ли?» Мэри: «Да». Диана: «Прекрасно. Напишите на этом листке бумаги, сколько, по-вашему, мы вам должны, а я напишу, сколько я готова вам заплатить. Итак, какую сумму вы поставили?» – «20 фунтов». – «Ну вот, а я – 15. Давайте выведем среднее арифметическое, и, таким образом, с нас причитается 17 фунтов 10 шиллингов». Даже этих денег бедная Мэри до сих пор не получила. Как говорится: «Если найдете мою чековую книжку – деньги ваши». Клаф Уильямс Эллис [207] очень мил и болтлив. Каждую минуту вынимает из портфеля какие-то маленькие книжечки и сует их мне под нос; подчеркивает в них что-нибудь вроде: «Художник – единственный законодатель». Истинный энтузиаст. <…>Понедельник, 7 июля 1930 года
Обедал в «Ритце» с Ноэлом Кауардом [208] . По натуре прост и дружелюбен. Мозги отсутствуют. Прирожденный актер. Говорили о католицизме. «Совершите кругосветное путешествие», – посоветовал он мне. Рассказал, что знает настоятеля в доминиканском монастыре, который больше всего на свете хотел стать актером и на этом помешался. Кончилось тем, что его обнаружили в нижнем белье своей хозяйки. <…>Вторник, 8 июля 1930 года
В одиннадцать ходил к отцу д’Арси [209] . Синий подбородок, тонкий, скользкий ум. Иезуитская часовня на Маунт-стрит обставлена хуже не придумаешь. Англиканам до такой безвкусицы далеко. Говорили о богодухновенности Писания и Ноевом ковчеге. <…>Пятница, 11 июля 1930 года
Ходил к отцу д’Арси; говорили о папской непогрешимости и индульгенциях. Обедал с Ричардом и Лизой; весь день провели вместе.Суббота, 19 июля 1930 года
Первый раз за неделю хорошо спал. Ужинал с Гвен и Оливией; говорили о религии.Понедельник, 21 июля 1930 года
Ездил с Одри [210] покупать у Оливии щенка. Потом – чаепитие в египетском посольстве. Рассуждал об авиационных авариях с леди Дафферин, как вдруг ее вызвал к телефону дворецкий. Вернулась в необычайном волнении: ее муж попал в авиакатастрофу, разбился его самолет, летевший из Ле-Туке. Попросила меня проводить ее до дому. Провел у нее час, пытался получить из Крейдона точную информацию; связался с полицией в Чатэме, с Министерством авиации и пр. Вероника Блэквуд тут же села в машину и уехала, и леди Д. осталась совершенно одна. В конце концов мне удалось вызвать к ней леди Лоутер. Эта история и сейчас не дает мне покоя. Леди Д. такая прелестная, такая достойная – и совершенно потеряла голову от происшедшего. Как ребенок от боли. Не плачет. <…>Вторник, 22 июля 1930 года
Был в «Сэвиле»; все разговоры – об авиакатастрофе. Потом обедал в «Ритце» с Дэвидом Сесилом [211] . Говорили, если не ошибаюсь, о любви.