Чужая дочка. Часть 1

– Извините, это я некорректно задал вопрос, не то имел в виду. Спрошу иначе: чем рифмованная проза отличается от поэзии?

– Не понимаю, – мужчина растерялся. – Рифмованная проза – это и есть поэзия.

– Та—а—ак… – протянул редактор и принялся что—то искать у себя на столе, перекладывая с места на место разложенные стопками листы. Наконец, нашел чью—то рукопись, – Недавно нам в издательство прислали стихи, – вполголоса сказал он, – Великолепные стихи! Вот открываю первое попавшееся. Послушайте, пожалуйста:

«Не сули мне неудачи,

Медноглавая луна.

От кого я сердце прячу

В эти злые времена?

Лес с тяжелою листвою,

Поле долгое, как ночь.

И стою над бездной злою,

Словно некому помочь…»9, – Что скажете? – спросил он у сидящего напротив мужчины.

– Что сказать? Хороший стих. Но у меня не хуже, – уверенно ответил он.

– Не хочу вас обижать, но вы должны понять разницу между поэзией и своими произведениями. В ваших строках ни грамма поэзии, вы просто придумываете сюжет и рифмуете текст. А где художественные образы? Они должны быть. Где неповторимый стиль? Он тоже должен быть.

– Я с вами не соглашусь! Возьмем, к примеру, Некрасова:

«В зимние сумерки нянины сказки

Саша любила, поутру в салазки

Саша садилась, летела стрелой,

Полная счастья с горы ледяной…». Это тоже рифмованная проза. Я тут не вижу ни стиля, ни образа. Девочка катается с горки! Подумаешь, невидаль какая!

Глеб вздохнул, ему казалось абсурдным объяснять очевидные вещи взрослому человеку, который считает себя профессионалом, но, как оказалось, не годится даже на роль ученика.

– Вы, наверное, помните, что Некрасов жил в девятнадцатом веке? Тогда его стихи зазвучали по—новому. На фоне литературы для дворян, он внедрил русскую лексику, обратился к крестьянской культуре, к крестьянам. Некрасов – новатор! Как можно его сравнивать с графоманом?! Это возмутительно! Помимо прочего Некрасов сочинял, опираясь не только на рифму, но и на ритм. Дальше были: Блок, Рубцов… развивались другие регалии, ритм стиха менялся. Пушкин – это вообще величина мирового масштаба! Но, независимо от времени, все литераторы: как поэты, так и прозаики, вносили что—то новое. Наше поколение уже не может писать, как поэты девятнадцатого века. Просто не может и всё. Должно быть развитие. – Глеб устало вздохнул, его утомил этот пустой разговор, но выгнать клиента не мог. – Если вы когда—нибудь читали «Эпос и лирику современной России…» Марии Цветаевой, обязательно вспомните ее слова: «…когда мы говорим о поэте – дай нам Бог помнить о веке…». Задача искусства – постижение мира через художественный образ. Поэт должен думать не только о рифме, он должен создавать словами художественный образ. Но и этого мало, нужно разработать свой личный стиль, чтобы стать узнаваемым на фоне огромного количества поэтов. Ладно, – устало вздохнул Глеб, – что вам написала Марина Викторовна в редакционном заключении?

Мужчина нехотя ответил:

– Рукопись не достойна издания, – по недовольному тону стало ясно, что сдаваться он не намерен, возможно, попробует себя в другом издательстве, либо выпустит сборник за свой счет.

– Я полностью согласен с выводом нашего редактора.

– Ясно, – буркнул «поэт» и, не прощаясь, вышел из кабинета, так и не заметив хозяина издательства, который присутствовал при разговоре.

Как только за мужчиной закрылась дверь, Павел Леонидович театрально похлопал в ладоши и встал с неудобного стула.

– Молодец! Горжусь, – похвалил он пасынка и, подойдя к столу, сел в кресло для посетителей.

Глеб сдержанно улыбнулся. Он уважал отчима и многим был ему обязан, в том числе образованием и повышением самооценки, которая резко упала после смерти родного отца. Вспоминать те смутные времена Глеб не любил, но и забыть не мог.

– Кофе? – предложил он отчиму.

– Давай!

Глеб связался с секретарем, попросил принести две чашки кофе и посмотрел на гостя в ожидании разговора.

– Я вижу, что не зря сделал ставку на тебя. Молодец, сын, – Павел Леонидович называл Глеба сыном с того момента, как начал встречаться с его матерью. Мальчику тогда исполнилось двенадцать, это был нескладный подросток с подорванной психикой. «Приручить» его было непросто, но мужчина не сдался, добился уважения, а это уже много в отношениях отчима и пасынка.

– Просто мне нравится эта работа, – слегка пожал плечами Глеб,– и у меня был хороший наставник.

Павел Леонидович взял со стола рукопись, нашел стих, который цитировал Глеб, ставя в пример назойливому клиенту. Прочитал. Ознакомившись еще с несколькими произведениями поэта, удовлетворенно кивнул.

– Я сегодня был в бухгалтерии, – задумчиво проговорил он, – мы вполне можем себе позволить выпустить несколько книг за свой счет.

– Я знаю, но у меня появились планы, – Глеб побарабанил пальцами по столешнице и посмотрел в глаза собеседнику. – Сейчас не хочу ими делиться, но придет время, и мы с вами все обсудим. Для начала нужно накопить средства. А что касается этих стихов, – Глеб взглядом указал на рукопись, – я и сам в восторге, но слишком рискованно: в наше время поэзия не пользуется спросом. Не окупим затраты.