Чужая игра

— Быстрей поворачивайся, оглобля хренова! — рявкнул в ответ Волкодав. — Они уже прогревают мотор.

И в этот миг свинцовый град застучал по обшивке «Икаруса». К сожалению, наша акция не долго оставалась незамеченной.

Мы тут же открыли ответный огонь.

Наконец заурчал и мотор автобуса.

— Давай, давай, Акула, сукин ты сын! — орал Волкодав, не решаясь подняться во весь рост.

Он стрелял «из-за угла» — спрятав голову и высунув наружу только ствол автомата; это называлось «навести шороху».

«Икарус» взревел и двинулся вперед, набирая скорость.

— Где эта сучья «Грета»?! — матерился Волкодав. — Она всегда прибывает на шапошный разбор, мать ее!..

— Командир, бьют по кабине! — закричал Акула. — Прикрой, иначе меня просверлят!

— Жми, я сейчас!

Волкодав вскочил на ноги и с диким воплем стал поливать свинцом площадку возле дома охраны складов и ворота.

— А-а-а! — орал он.

Наверное, в его бронежилет попала пуля, потому что он пошатнулся; но автомат из рук не выпустил.

Я последовал его примеру. И тоже орал что-то бессмысленное; и стрелял, стрелял, стрелял… Мне почудилось, что это длилось целую вечность. По-моему, я просто-напросто тронулся умом на эти несколько минут…

Удар был настолько силен, что мы свалились как подкошенные.

Обшивка автобуса рвалась с хрустом и скрежетом, посыпались последние уцелевшие стекла.

Я все это видел как в замедленной киносъемке. Стекла не разлетелись от удара, а как будто поплыли по воздушным волнам.

Акула что-то проорал, и мотор заглох.

В салоне «Икаруса» воцарилась тишина, настоянная на солоновато-приторном запахе свежей крови.

Киллер

Автоматным огнем нас так плотно прижали к земле, что казалось, подними палец — и тебе тут же отчекрыжат его по самую ладонь.

Я не знал, как чувствуют себя остальные группы — они уже были вне зоны видимости, — но наша представляла собой жалкое зрелище.

Даже обычно самоуверенный Чон лежал тихо, как мышь, боясь шевельнуться.

Остальные двое, Дзасохов и Ванька Каин, тихо матерились. И тот и другой были легко ранены. Осетина пуля чиркнула по заднему месту, когда он полз на карачках, а бывшему борцу пробило руку навылет.

Наверное, и у других групп имелись потери, потому что после каждого сеанса связи по переговорному устройству лицо Чона становилось все мрачней и мрачней.

Главная наша промашка заключалась в том, что мы не могли принять непосредственное участие в схватке с противниками. Нас отсекли от основных событий автоматным огнем.

А кто эти противники, можно было только гадать. И догадки были не ахти какие хорошие. По всему чувствовалось, что нас потрошат профессионалы, а не обычные менты.

Похоже, Чон об этом догадывался. И ругал себя последними словами, что не взял нарезное оружие.

Наши помповые ружья, незаменимые в ближнем бою, на большом расстоянии, ночью и в постоянно меняющейся обстановке оказались едва полезнее обычной дубины. Пушка, она и есть пушка. Валит всех подряд.

Бить наобум лазаря означало изрешетить своих, так как в темноте все кошки серы. А окликать будущую жертву, даже держа ее на прицеле, — себе дороже.

Тем более, что наши противники, кто бы они ни были, стреляли как снайперы. И скорее всего, имели приборы ночного видения.

Хорош компот, нечего сказать…

Однако нужно было что-то делать: или отползать и драпать, или плюнуть на ружья и пойти вперед на арапа, надеясь на знание боевых искусств.

— Чон, минэ нада хадить укрытий, — гортанно заговорил Дзасохов, пытаясь приглушить свой бас. — Крова бэжит. Нада перевязка.

— Не скули, ну тя на хрен! — откликнулся Ванька Каин. — Мне грабли поковыряло — и то молчу. Тампон поставь и снегом обложи. Все дела.

Чон не откликался. Он о чем-то сосредоточенно размышлял.

— Иван! И ты, Бало, — наконец заговорил кореец. — Уходите вон за тот склад. Не туда смотрите, левее. Сделаете перевязки, соберите всех — и к машинам.

— А как же ты? — встревоженно спросил Ванька Каин.

— Я не хочу губить людей. Прорваться всем невозможно.

— Нэт, мой нэ пайдет! — отрезал Дзасохов. — Если умирать — будэм вместе.

— Это приказ! У меня есть другой план. Он более реален. Уходите!

Дзасохов хотел было еще что-то сказать, но Ванька Каин прикрикнул на него, и они поползли под прикрытие склада.

— Слушай меня, Листопадов, — обратился ко мне Чон. — Я не знаю, где ты научился всему, что умеешь, и не хочу знать. Но только ты и я сможем выполнить главную нашу задачу.

Я промолчал.

Да и о чем можно говорить, когда пули роились над головами, как шмели на летнем лугу.

— Мы должны пробраться к рефрижератору и вывести его за ворота, — выдержав паузу, сказал Чон.

— Как скажете…

— Не изображай покорность, Листопадов! — сорвался кореец. — Почему ты все время темнишь и притворяешься?! Почему дураком меня выставляешь?!

— И в мыслях не было…

— Мне плевать на твои мысли! Я уже не хочу в них разбираться. Сейчас мы или умрем, или еще долго будем жить. Ты думаешь, я не понял, что за приемы ты использовал, когда дрался в ресторане? Я не знаю, как они называются, но этот стиль гораздо древнее тхеквондо. А значит, более эффективный. Мне однажды пришлось столкнуться с чем-то подобным.

— И это все мои прегрешения?