Чужая колея

Нина Ивановна умерла в конце декабря, и это был первый Новый год, который супруги провели в тишине, не приглашая друзей и не отправляясь в гости сами. По настоянию Светы Паша съездил за Славиком, чтобы не оставлять его в опустевшем доме одного. Паша думал, что после смерти жены Славик, всегда охочий до выпивки, начнет топить свое горе в водке, но тот, вопреки ожиданиям, даже за новогодним столом наотрез отказался от спиртного, сидел молчаливый, не реагируя на попытки зятя хоть как-то его разговорить, и лишь время от времени произносил одну фразу, очевидно, выражавшую главную мысль, с которой он жил все последние дни: «Ну вот, Нина ушла, пора и мне собираться. Негоже ей там одной, всю жизнь ведь вместе, а теперь что ж?» Когда он повторил эту мантру в третий раз за вечер, Света, которая со дня похорон старательно держала себя в руках, хваталась за любую работу по дому, способную отвлечь от мыслей о матери, наконец не выдержала. Вскочив из-за стола и больше не сдерживая слез, она накричала на отца, начав с его многолетнего пьяного безделья и закончив жесткими упреками за желание «уйти за Ниной», и, давясь рыданиями, убежала в комнату Артема. Славик, похожий на безвинно побитую собаку, сидел растерянный, сокрушенно приговаривая: «Чего я-то?.. Я ж это так, про себя… все одно – обуза теперь…» Провожая глазами Пашу, направившегося вслед за Светой, чтобы ее успокоить, Славик остановил его вопросом:

– Слышь, Паш, такси-то, небось, и сейчас вызвать можно? Вызвал бы, а? Поеду я, чего уж… А Светику скажи, что я… нет, ничего не говори. Я сам. Потом.

– Не дури, дядь Слав, – устало ответил Паша. – Сиди вон, смотри телевизор.

Он скрылся в детской, бесшумно прикрыв за собой дверь, и Славик остался одиноко сидеть на диване, мокрыми от слез глазами глядя на окно, за которым вспыхивали разноцветные зарницы и громыхали взрывы петард.

…Переезжать к дочери Славик отказался наотрез, проявив упорство, никогда ранее за ним не замечаемое. Не слушая Светиных возражений, он заявлял, что последние пятнадцать лет сидел на шее у жены и садиться теперь на шею дочери не намерен. Тогда Света купила ему одну из первых моделей мобильных телефонов, только появившихся в продаже и стоивших безумных денег, и строго-настрого приказала держать аппарат всегда рядом и никогда не выключать. Судьба отца, оставшегося в одиночестве в пустом доме и не отягощенного никакими болезнями, кроме излишней тяги к спиртному, почему-то тревожила ее не меньше, чем судьба матери, серьезно болевшей последние десять лет жизни.

Поэтому, когда снежным мартовским вечером, пытаясь позвонить отцу – такие звонки стали после покупки телефона обязательным ежедневным ритуалом, – она не дождалась ответа, сразу же пришла тоскливая уверенность: Славик не выскочил из дома на минутку, не забыл аппарат в дальней комнате и не потерял, направляясь в магазин. Света поняла то, о чем три месяца запрещала себе даже думать – отцовские причитания за новогодним столом потому так быстро вывели ее из себя, что она им поверила, поверила сразу и безоговорочно: очень скоро ей предстоит потерять еще одного близкого человека.

В свидетельстве о смерти упоминался оторвавшийся тромб, и Света никому, даже мужу, не рассказала о своей уверенности: не будь тромба, случилось бы еще что-нибудь, потому что с уходом жены Славика просто перестала интересовать собственная жизнь.

…Еще через год Паша после долгих колебаний наконец решил, что финансовое состояние фирмы уже позволяет ему безболезненно извлечь из оборота деньги, необходимые для покупки земельного участка и начала строительства дома. Самое смелое обещание из данных когда-то Светлане в доме у озера было близко к исполнению.

* * *

– Когда это началось? – Паша навис над сидящей в кресле плачущей Леной, глядя на нее со смесью презрения и жалости.

Бурные рыдания сменились частыми всхлипываниями, она держала у глаз размокший платок и, казалось, вообще не реагировала на окружающих, всецело поглощенная собственным горем.

– Лена, ты меня слышишь? – Паша взял ее за обе руки, еще больше склонившись и пытаясь заглянуть в заплаканные глаза. – Я хочу знать, давно Рома колется, когда это началось?

Она посмотрела на него растерянным взглядом, явно пытаясь собраться с мыслями и понять, чего так настойчиво добивается от нее непонятно когда появившийся здесь деверь.

– Я… я не знаю… Он и раньше… раньше, Дениска еще маленький был, в школу не ходил. Нюхал что-то, говорил: «мозги прочищает».

– Дениска в школу не ходил? – потрясенно переспросил Павел, распрямившись и бросив короткий взгляд на Свету. – Понятно. Допрочищался.

Услышав последнее слово, Лена вновь разразилась рыданиями, и Паша понял, что расспрашивать ее дальше бессмысленно.

…Когда Паша со Светой приехали к Роме домой, его уже увезла «Скорая», от Лены удалось добиться лишь информации о предварительном диагнозе – сильная передозировка наркотиков. На вопрос о том, где сейчас может быть Денис, она только помотала головой, очевидно, давая понять, что о местонахождении сына ничего не знает.