Чужая колея

Рома долго молчал, угрюмо рассматривая сложенные на столе руки, и, когда Павел, решив, что не дождется ответа, уже собрался перешагнуть порог, с виноватым видом проговорил:

– Не надо, Паш. Не сейчас. После того, как я из клиники… Лучше потом, когда опять на ноги встану.

Выполнять так решительно взятые на себя финансовые обязательства Павлу пришлось в одиночку. К деньгам, вырученным при продаже участка в полгектара на берегу Волги, где он собирался со временем построить настоящую русскую усадьбу, пришлось добавить все, что было отложено на черный день, и полученной суммы как раз хватило на то, чтобы внести аванс промо-агентству.

«Черные» банкиры, у которых он занимал деньги на повторный запуск своего бизнеса, за несколько последних лет перестали быть «черными» и превратились во вполне респектабельных финансистов, открыв мало кому известные, но абсолютно реальные кредитные организации. Все, в общем, осталось по-прежнему, просто теперь обширная неформальная деятельность прикрывалась и легализовалась тонкой ширмочкой скромного, но официального бизнеса.

Павел очень не хотел обращаться со своими проблемами к крупному банку, где обслуживалась его сеть и где он имел безупречную кредитную историю. Соотношение запрашиваемой суммы и масштабов бизнеса наверняка вызвало бы подозрения, что деньги нужны не на сам бизнес, а на решение личных проблем. И в любом случае залогом по такому кредиту могла выступать только сама сеть магазинов «СвеАрт», то есть все равно ему придется поставить на кон все, что у него есть. В результате после мучительных сомнений, поняв, что другого выхода нет, он решил обратиться к старым знакомым.

Артем с Денисом сами явились в полицию, дружно рассказали заранее согласованную версию событий, дружно покаялись, объяснив свое исчезновение просто: испугались, когда узнали, что их ищут. Обоих отправили в КПЗ при отделении, где они провели двое суток. Павел дважды приезжал к ним – ему давали с ними свободно общаться, – изо всех сил пытаясь поднять заметно упавший моральных дух задержанных. На третий день парней отвезли в суд для назначения меры пресечения. Подкативший к зданию суда черный «Бентли» Генриха Марковича произвел должное впечатление на всех – от зевак-прохожих до охраняющих вход полицейских, – в городе еще не случалось процессов, в которых участвовали бы столь известные адвокаты.

Однако судью присутствие знаменитого защитника абсолютно не смутило. Коротко выслушав в почти пустом зале стороны обвинения и защиты, она зачитала профессионально-нудной скороговоркой свое, очевидно, заранее заготовленное решение: арест на два месяца.

Адвокат заранее объяснил Павлу, а тот в свою очередь предупреждал ребят, что избежать ареста на первом заседании суда не удастся – другие меры пресечения по подобным статьям практически никогда не назначаются, но парни все равно оказались к этому не готовы – услышав решение судьи, оба заметно скисли. Предстоящий переезд из полицейского «обезьянника» в СИЗО, где им придется вдоволь хлебнуть тюремной романтики, о которой они знали лишь понаслышке, им явно не улыбался.

Но самым сильным шоком решение суда стало для Светланы. Ее сын – в тюрьме! Ее Тема, который так смешно куксился, валясь с ног при попытках сделать первые шаги, Тема, с раннего детства чаще ей, чем отцу, доверяющий свои нехитрые пацанские тайны, Тема – немного взбалмошный и ленивый, но все же хороший, чистый мальчик, сейчас спит на нарах в камере, переполненной уголовниками. Светлана стала походить на человека, погрузившегося в глубокую беспросветную депрессию. Она продолжала выполнять все привычные работы по дому, но делала это автоматически, словно хорошо отлаженный механизм. Правда, иногда этот механизм давал сбои, и тогда Павел, возвращаясь поздним вечером с работы, мог обнаружить, что ужина нет, а жена сидит в гостиной, по обыкновению забравшись с ногами на диван, и с отсутствующим взглядом уставилась в телевизор на какой-нибудь кровавый боевик или сопливую мыльную оперу из тех, что всегда ненавидела и называла «заунывной мексиканщиной». В таких случаях Павел заранее знал, что если выключить телевизор, Света еще некоторое время будет смотреть на темный экран, потом поднимет на него глаза, бросит виноватый взгляд на часы, и ей станет ясно, как много времени она провела в этой «медитации», и произнесет неизменное: «Уже пришел? Что-то поздно сегодня. Ой, а я же про ужин забыла совсем».

Такие моменты полного погружения в собственные мысли происходили, к счастью, редко, в остальное же время Света оставалась той же, что и прежде, лишь совсем перестала улыбаться и почти всегда молчала, а когда Павлу все же удавалось ее разговорить, беседа неизменно скатывалась на одну тему: «Как там Артемка? Там, наверно, кормят ужасно. Думаешь, его там не обижают?»