Чужая маска

– Странно, – согласилась Татьяна. – У меня частенько попадаются такие подследственные, которые до последнего пытаются меня гипнотизировать своей уверенностью в торжестве справедливости. Грозят всеми карами небесными за привлечение к ответственности невиновного, обещают, что «я еще увижу» и «еще пойму», как была не права, когда не верила такому хорошему и порядочному человеку. Но это только до зоны. Как попали в зону – так все, как отрезает. Там они еще некоторое время пытаются гипнотизировать администрацию, но в колонии ведь люди совсем не такие, как в следственных аппаратах. Это мы с тобой, Стасов, с равной частотой сталкиваемся и с истинными виновниками, и с ошибочно подозреваемыми, а у них в зоне свой взгляд на жизнь. Раз приговор суда вступил в законную силу, значит, виновен, и разговаривать тут больше не о чем. Поэтому на работников колонии такой гипноз не больно-то действует. Их сомневаться не заставишь, они из другого теста сделаны. Так что если у твоего клиента и наличествует безмерная наглость, то она должна быть уж слишком безмерной. Или он действительно невиновен. Дырки-то есть в системе доказательств?

– Есть одна. То есть даже две. Во-первых, он своей вины не признал и вообще на следствии отказывался давать показания, когда понял, что ему не верят. А во-вторых, у меня большие сомнения вызывает один из свидетелей. То есть… ой, нет, Танюшка, я излагаю сегодня косноязычно донельзя. Я вообще начинаю плохо соображать, когда мы с тобой под одним одеялом…

* * *

3 января Настя помчалась на работу ни свет ни заря, хотя вообще-то была большой любительницей поспать. Ей необходимо было поговорить с полковником Гордеевым до начала оперативного совещания, и она попросила принять ее в восемь утра.

– Неймется тебе, – проворчал Виктор Алексеевич, но в голосе его не было раздражения. Он слишком хорошо знал Анастасию и не сомневался: раз у нее пожар, значит, дело того стоит.

Настя влетела в его кабинет в пять минут девятого и тут же принялась раскладывать на длинном столе для совещаний какие-то листы, чертежи и схемы.

– Виктор Алексеевич, все получилось очень громоздко, но вам придется меня выслушать с самого начала, ладно? Я постараюсь вас не мучить датами и фамилиями, но они важны и их много. Это скучно, я понимаю, но иначе вы ничего не поймете.

– Ну, ты дурака-то из меня не делай, – усмехнулся Колобок. – Уж как-нибудь.

– Вот данные о том, когда и кому в чеховском роддоме делалось чревосечение в период с 1963 по 1973 год. С 1963 года главным врачом роддома был Виктор Федорович Лощинин, поэтому более ранний период я не брала.

– А почему только до 1973-го? Ты же говорила, он только недавно ушел на пенсию, а до этого бессменно работал в Чехове.

– У меня сил не хватило проверять все годы. Если то, что я накопала, правильно, то можно все тридцать лет проверить, это уже не будет проблемой.

– Ладно, продолжай.

– Вы, конечно, понимаете, что молодые мамочки находятся в роддоме примерно с неделю и всю эту неделю их надо кормить и поить. Правильно?

– Ну, наверное, правильно. Не помирать же им с голоду, – хмыкнул полковник.

– Вот здесь документы по пищеблоку. По ним можно отследить, сколько человек в каждый конкретный день стояло на довольствии. А вот это журнал учета справок о рождении ребенка. Такие справки выписывает старшая медсестра молодым мамам, и на основании этой справки им в загсе выдают свидетельство о рождении ребенка. И по журналу тоже можно отследить, сколько таких справок выдавалось в каждый конкретный день. Дальше идет расчет по специальной формуле, вам это неинтересно, это чистая математика из теории массового обслуживания. А вот на этой таблице – итог. Ну, Виктор Алексеевич, чего вы смеетесь-то?

– Господи, ты бы видела себя со стороны, деточка! – залился басовитым хохотом Гордеев. – Мечешься вокруг стола, глаза горят, голос звенит. Прямо взбесившаяся кошка, и хвост трубой. Откуда в тебе столько энергии взялось? Ты же почесаться лишний раз ленишься. Ладно, ладно, Диана-охотница, не дуйся, рассказывай дальше свои формулы.

– А дальше получается, что в некоторых случаях у меня пропадает одна роженица. Причем пропадает бесследно. Если вы будете продолжать надо мной хихикать, я вам никогда не расскажу, что это за фокус. Пусть вы умрете от любопытства.

– Да нет уж, я еще пожить хочу. Валяй дальше.