Чужая маска

Березин решительно вышел из квартиры, осторожно, стараясь, чтобы замок щелкнул как можно тише, запер дверь и спустился на улицу.

Когда через сорок минут он вошел в квартиру, то первое, что он услышал, было жужжание кофемолки. Она не боялась разбудить Березина: спальня находилась далеко от кухни. Сергей Николаевич, не раздеваясь, заглянул в кухню. Ирина стояла полностью одетая, в длинной юбке, которой он еще не видел, и в строгой, с глухим воротом блузке, держа в руке надрывающуюся от натуги кофемолку.

– Доброе утро! – весело поздоровался он.

– Сережа? – изумленно протянула она. – Я была уверена, что ты еще спишь. Ты что, дома не ночевал?

– Обижаешь, красавица, – ответил Березин с шутливой укоризной. – Я ночевал дома, но вскочил в шесть утра и помчался искать для тебя пирожные к завтраку. Поскольку мы с тобой, как два троглодита, вчера сожрали все твои восхитительные ватрушки и на утро не осталось ничего вкусного, я решил сделать тебе маленький кондитерский подарок. Тем более что я сегодня уйду и совершенно непонятно, когда вернусь, поэтому пусть у тебя останется в память обо мне вот это.

Он поставил на стол перед Ириной огромную нарядную квадратную коробку, театральным жестом снял крышку, и ее взору предстало великое разнообразие пирожных – заварных, песочных, слоеных, маленьких и больших, с масляным и белковым кремом, с ромовой и коньячной пропиткой. Она подняла на Березина глаза, которые вмиг стали почему-то странно темными и блестящими.

– Это мне? – спросила она дрогнувшим голосом. – Ты не обманываешь? Это не для гостей, которых ты ждешь?

– Это тебе, это только тебе. Сегодня мы никаких гостей не ждем, и я очень надеюсь, что за сегодняшний день ты все это съешь, чтобы не скучать, пока меня не будет. Ты что, Ирочка? Ты обиделась? Почему ты плачешь?

Она отвернулась к окну и быстро отерла слезы пальцами. Потом снова повернулась к Березину и попыталась улыбнуться, хотя губы ее дрожали.

– Спасибо тебе, Сережа. Мне никто никогда не дарил пирожных. Знаешь, чего только не дарили – и портвейн дешевый, и серьги золотые, а такой простой вещи, как цветы и пирожные, нет. Да не в них дело.

– А в чем? – насторожился Березин.

– Никто никогда не вставал в шесть утра, чтобы купить мне подарок. Это со мной в первый раз. Спасибо тебе. – Она помолчала и нерешительно добавила: – Милый.

На этот раз она сама шагнула к нему и прислонилась лбом к его плечу. И снова Березин почувствовал слабый запах духов, исходящий от ее волос, и ощутил, как его охватывает какая-то неизведанная доселе всепоглощающая нежность.

– Ну вот, – произнес он, ласково гладя ее по плечам, – а про цветы я и не подумал, болван. Но я исправлюсь, честное слово.

Ирина подняла голову и посмотрела на него сияющими глазами.

– Я очень на это надеюсь, – сказала она серьезно и вдруг прыснула.

Они оба расхохотались и уселись за стол пить кофе. Острый момент миновал, оставив в душе Сергея Николаевича Березина некое смутное удивление самим собой, Ириной и вообще всей ситуацией. Черт возьми, неужели она нравится ему? Бред. Он безумно любил ТУ Ирину, он совершенно потерял голову, и что же, он теперь на всю жизнь обречен любить женщин, так или иначе напоминающих ее? Строго по Фрейду? Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда. Строго по Чехову.

Глава 7

В день выборов в Государственную Думу, в воскресенье, 17 декабря, Настя Каменская не без удовольствия сидела на работе. Как обычно, в период чреватых происшествиями и конфликтами политических событий весь личный состав московской милиции переводился «на казарменное положение», или, проще говоря, «на особый режим», поскольку с казармами в столице было неважно. Суть «режима» состояла в том, что треть носящих погоны сотрудников должна была постоянно, в том числе и ночью, находиться на рабочих местах, а остальные – безотлучно дома, чтобы в случае необходимости их можно было немедленно вызвать на службу.