Я его заботу оценил, но чаи гонять не стал, вместо этого рухнув в кровать, заснув еше до того момента, как голова коснулась подушки, и напоследок успев подумать: «Хоть часов шесть посплю».
И все равно – не выспался. Впрочем, это было уже не так и важно, поскольку вскоре сонливость стала моим нормальным состоянием. Да и не только моим. В Москву пришла жара, одно из самых изматывающих горожан испытаний. В первой половине недели было еще терпимо, но к четвергу знойное марево набрало силу, и пошли дни из тех, что асфальт в центре плавят и выжигают кислород из воздуха настолько, что к вечеру его можно ломтями, как пирог, резать. Улицы опустели, никто без нужды по ним не мотался, разве что только совсем поздно народ вылезал на моцион, тогда, когда с небес снисходила хоть какая-то прохлада. Что же до служилого люда – он совсем запечалился и проникся завистью к тем, кто промышляет фрилансом. В подобное время в городе вообще невесело, а на работе – совсем уже паршиво, поскольку из многочисленных офисных тягот и неурядиц жара одна из самых неприятных и неудобных. В бытовом смысле, имеется в виду.
Все время хочется пить, но делать этого никак нельзя, поскольку вода практически тут же покинет твой организм, превратившись в пот. Мало того – она образует темные влажные полукружья на сорочке под мышками и такого же цвета пятна на спине.
В помещениях духота невозможная. Кондиционеры не справляются и один за другим выходят из строя. Ремонтников вызывают, но они приезжают не так быстро, как хотелось бы – мы не одни такие у них на обслуживании, так что – в очередь, как писал классик.
Самое обидное, что ломаются «кондеи» чаще всего в двух подразделениях, которые хочешь – не хочешь, а должны быть, скажем так, охлаждены. Это операционный зал, где в приоритете забота о клиенте, и серверная, где всегда должна иметь место быть определенная температура, дабы техника не вышла из строя. Потери, в результате, латают за счет внутренних подразделений, забирая у них исправные «кондеи» и с издевательским видом вручая взамен китайские вентиляторы на длинной ножке, ехидно приговаривая: «от сердца отрываем» и «только для вас».
Нас обобрали сегодня утром, а уже к полудню дышать в кабинете стало совсем нечем, вентилятор тупо гонял воздух, ни капли его не охлаждая. Открывать окно не имело ни малейшего смысла, более того – это было совсем не по уму. Там прохлады в помине не было.
Мы глотали воздух ртом, как рыбы, и беспрерывно зевали от нехватки кислорода.
– Хочу на природу, – томно сказала Федотова. – Нет, даже не на природу, там делать нечего, там дети и муж, то есть еще хуже, чем здесь. Хочу на море, чтобы волна, и ветерок, и шезлонг. И еще коктейль, слабоалкогольный, со льдом, в запотевшем бокале, когда капельки по стеклу ползут.
– И чтобы его подавал мулат, – добавил я, обмахиваясь «Договором о поставке» какой-то фирмы. – Или даже лиловый негр.
– Ну негр – это слишком, – рассудительно заметила Федотова. – А вот мулат…
– Сашенька, – ласково обратилась ко мне Денисенкова. – Не помню, говорила ли я тебе сегодня, что ты лучший из молодых людей, работающих в этом богом забытом банке? Ты самый умный, самый добрый, самый-самый!
– Да-да, – оживилась Федотова. – Так и есть. Сашуля, ты вообще альфа-самец, честное слово. Любая из нас будет счастлива, если ты только глянешь в ее сторону!
– Не пойду, – немедленно заявил я. – Даже и не думайте. Меня на эти ваши… Не купишь, короче. Вон в казначейство какой-то студентик на практику пришел, его окучивайте. Он молодой, он поведется.
– Казначейство его само юзает, – печально вздохнула Денисенкова. – И потом – я в пятницу с Танькой оттуда сцепилась, они теперь нас не любят. Весь отдел.
– Эти мне ваши корпоративные войны, – проворчал я. – Сами себе палки в колеса суете.
– Са-а-а-а-а-ашша-а-а-а-а! – унисоном произнесли мои сослуживицы. – Мы хотим мороженого! Хотим-хотим-хотим!
И так – каждое лето. Они хотят, а мне идти.
Но – делать нечего, придется топать в магазин, поскольку они теперь не угомонятся, будут нудеть, как комары, до тех пор, пока желаемого не добьются. Легче дать им желаемое, чем остаток дня объяснять, почему я этого делать не хочу. Себе дороже выйдет.
– Сволочи вы, а не соратники, – проворчал я, вставая с кресла.
– Чего хочет женщина – того хочет бог, – назидательно произнесла Федотова. – Мне два. Фруктовый лед какой-нибудь и еще такое, знаешь – с одной стороны шоколадка, а с другой печенька.
– И мне то же самое, – добавила Денисенкова. – И давай поживее, а то я расплавлюсь. Мне надо охладиться.
Хотел я сказать, что плавится она от того, что за зиму лишнего веса набрала килограмм десять, но промолчал. Целее буду. Ленка – она добрая по жизни, но такого не простит. Бог простит – а она нет.
На улице было адское пекло в чистом виде. Раскаленный асфальт ощущался даже через подошвы ботинок, белое солнце лупило сверху так, что на небо было невозможно смотреть.