Чужая в чужом море

Прочитав последнюю фразу, Чубби саркастически хмыкнула. Теперь ей стало понятно, почему Ндунти с такой легкостью согласился расстаться со своим министром ВВС. Не предложи Чубби переправить Штаубе в Меганезию, Ндунти переправил бы слишком популярного авиатора в места, значительно более отдаленные… Кстати, вот и авиатор.

«Craft–bolide» возник, как зеленая точка посреди безоблачного неба. Эта точка стала стремительно расти. Раздался вибрирующий гул – неустранимый звук, вызываемый торможением от гиперзвуковой до нормальной, человеческой скорости. Треугольный самолетик заложил широкий вираж над лагуной, почти остановился над водой, мягко шлепнулся в ста метрах от пирса и проскользил до него со скоростью гребной лодки. Бесшумно сдвинулся фонарь кабины, пилот легко выскочил на бамбуковый настил и помог вылезти заметно развинченному Штаубе. Когда Чубби подошла к ним, пилот протянул ей стандартный бланк и авторучку. Бюрократия. Спецпассажир доставлен спецтранспортом на спецобъект. Затем «Болид» воспроизвел все свои предыдущие действия в обратной последовательности и превратился в исчезающую точку в небе.

— Охереннно! – в мечтательном восторге произнесла подошедшая Рали, а затем, без предупреждения, бросилась на шею еще ничего не соображающему Штаубе, — Герх! Классно, что ты приехал! Foa! Haere mai! Viti–viti!

— Ya! –закричали остальные трое, пробегая по пирсу, как стадо маленьких носорогов.

Чубби предусмотрительно отошла в сторону (не из чувства такта, а чтобы не улететь в воду от случайного толчка какого–нибудь юного, но увесистого организма). Заодно, она отодвинула подальше от веселящейся публики багаж Штаубе (рюкзак и чемоданчик), решив, что плавать в воде этим вещам совсем не обязательно. Пусть лучше тут постоят.

По общему впечатлению Чубби Хок, работа министром ВВС при Чоро Ндунти пошла эксперт–пилоту на пользу. Рыхлость и безвольность, выражавшиеся в опущенных вниз уголках рта, в манере сутулиться и в каком–то обреченном выражении глаз – эти черты, которые бросались в глаза при первой встрече у подножия горы Нгве – исчезли. Штаубе научился ходить выпрямившись и развернув плечи. Его мягкий округлый подбородок приобрел некоторую наполеоновскую выпуклость. Да и вообще, в облике экс–министра появилось легкое сходство с великим корсиканцем (который тоже воевал в Африке — правда, будучи в то время на 10 лет моложе, чем Штаубе)…

— Hei foa! — громко сказала капитан Хок, — Дайте мне герра Штаубе на четверть часа. Я за него расписывалась и мне надо заполнить на него файл. Потом можете делать с ним все, что угодно… В пределах норм сексуального гуманизма, разумеется.

— Ладно, — согласился Томо, — но вы его не обижайте, сен капитан.

— А что такое сексуальный гуманизм? – полюбопытствовала Дики.

— Это интуитивное понятие, — авторитетно ответила Чубби, — сен Штаубе, нам следует выполнить некоторые формальности, пока тут не началось hauoli.

— Что, простите? – переспросил он.

— Hauoli – это праздник, — пояснила капитан, — Присаживайтесь, поговорим.

Экс–министр уселся напротив нее, подперев руками наполеоновский подбородок.

— У меня будут серьезные проблемы из–за этой истории с Акканом, не так ли?

— У вас они уже есть, — поправила она, — И не только у вас, вот что самое неприятное. Кто придумал устроить IV Рейх в стране шонао? Мне нужны имена, роли и планы. Я должна знать, что там дальше в программе вашего шоу. Что вы на меня смотрите глазами юного Микки–Мауса? Не тяните селедку за хвост. Первое имя я назову сама. Рон Батчер. О чем вы с ним говорили в день вашего первого виртуального турне по атоллу Арораэ?

— О разном, — ответил Штаубе, — О культуре. О семье. О сексе. О традициях.

— Об эмире Аль–Аккане вы тоже говорили?

Он пожал плечами.

— В тот день сообщили, что он убил моих жен и детей. Как вы думаете, что я чувствовал?

— Думаю, что ничего. Вам было плевать и на жен, и на детей. Я права или нет?

— Трудно сказать, — он снова пожал плечами, — Я был потерян. Я не понимал, как мне жить дальше. Я даже не знал, буду ли я жив завтра, или через час. Чоро Ндунти – это довольно специфический человек. Его окружение – это тоже своеобразные люди. Мне необходимо было как–то к этому адаптироваться. Инстинкт самосохранения…

— Вы об этом говорили с Батчером? – перебила Чубби.

— Нет. Я просто объясняю, что творилось у меня в голове.

— А я спросила не про вашу голову, а про Аль–Аккана. Что о нем говорилось?

— Ну… Было высказано предположение, что я захочу его убить. Своего рода вендетта.

Чубби закурила сигарету и поучительным тоном сообщила.

— Предположения сами собой не высказываются. Их высказывает кто–то. Имя? Быстро!

— Да это все говорили! – воскликнул он, — Все, кто там был, понимаете? Там, в Шонаока, это для всех было чем–то само собой разумеющимся! Если бы я сказал, что не хочу его убивать, меня бы просто не поняли. Меня бы считали дерьмом, а мне предстояло жить среди этих людей. У меня не было выбора, и я согласился, что хочу убить Аль–Аккана.