Чужая земля

– И учи людей Барути. Все, что знаешь сам – рассказывай другим, записываете и сравнивайте записи. Так учеба пойдет быстрее. Ты можешь идти, Барути.

Меня утешало то, что преемник Имхотепа был такой же фанатик медицины. Но увы, он не обладал энциклопедическими знаниями Имхотепа.

Теперь мне нужно будет искать людей, которые разбираются в архитектуре, колонны, которые изобрел мой лекарь, еще не самое большое чудо. Конечно, какие-то работы велись под его надзором в мастерской. Но он сам как-то говорил, что надзор этот – чистая формальность. Все время, что он был со мной, он занимался, в основном, медициной. Это была его истинная любовь и страсть. Человек, сумевший провести успешную операцию в эти достаточно дикие времена – воистину – велик!

А еще я все не могла собраться с духом и навестить школу медиков. Не знала, кого следует послать проверить небольшую архитектурную мастерскую. Вообще не слишком понимала, чем они там занимаются. Имхотеп, вроде как, давал им полную волю. А я в архитектуре понимаю еще меньше, чем в анатомии, например.

Ладно, пусть пройдет еще немного времени. Сейчас мне слишком больно даже думать об этом.

Хасем, который раньше относился к дельтапланам скорее, как к игрушке, занимался теперь почти ежедневно.

– Царица, я не смогу требовать от солдат, чтобы они не боялись, если не сумею взлететь сам.

Кроме того, мастерскую по производству расширили – машин требовалось больше. Хасем решил, что соберет сотню или  даже две, воинов и отучит кочевников нападать на приграничные села.

Но я попросила его попробовать сперва решить дело миром.

– Не нападай сразу, Хасем. Найди с воздуха два-три самых больших племени, попробуй договорится об охране границ и торговле. Мы сможем продавать им муку и ковры. Возможно, они найдут, что предложить нам взамен.  Если нет – предложи им за службу – учебу. У них есть верблюды, есть шерсть. Мы возьмем их женщин, которых они выберут сами. Могут даже приставить к ним охрану. Мы будем учить женщин делать ковры и плести циновки. Мы будем учить их лекарей медицине. Постарайся понять, нам самим это будет значительно выгоднее, чем война. Обязательно возьми с собой на переговоры Одета – он знатный спорщик и умеет находить неожиданные доводы. Возьми и Хремета – он мудр и сможет дать дельный совет. Не дави на них, не показывай силу. Постарайся именно договориться, а не принудить их.

Дни я старалась проводить как можно спокойнее. Не убивалась больше на работе, посидев час-полтора – шла гулять в сопровождении Амины и Хати. Как-то внезапно я поняла, что Египет многие столетия, возможно – даже тысячелетия жил без моих прекрасных законов. И еще год или два не так и важны. Это просто песчинка на весах вечности. Так что торопится я перестала – когда сделаю, тогда и сделаю.

Живот уже несколько округлился и проснулась я когда уже светало от странного ощущения. Прижала руку к натянутой коже – малыш толкался! Почему-то у меня на глазах навернулись слезу – так это было замечательно! Это уже не абстрактные клеточки, которые поспешно делятся, в связи с требовательной внутренней программой. Это уже маленькое существо, со своим сердечком. Мой малыш!

Анубис возник в комнате так же, как и всегда – миг назад не было и вот – стоит. Баська как-то слишком уж привычно подошла и потерлась об его ноги. И так же привычно он наклонился и почесал ей за ухом, вызвав низкий равномерный гул и, пожалуй, каплю моей ревности…

Чего это она к нему так ластится?!

Он посмотрел на меня очень внимательно и спросил:

– Ты плачешь? Что тебя огорчает?

– Он толкается…

– Он и должен толкаться!

– Я знаю. Только…  Понимаешь, ты можешь убить человека за долю секунды. Но можешь ли ты подарить жизнь?

– Я подарил тебе эту жизнь!

Я фыркнула. Ну, конечно! Тоже мне – даритель жизни! Пять минут удовольствия – и любой самодовольный мужик чувствует себя богом!

– Ты всего лишь зародил ее, эту жизнь. И даже не в одиночестве. Биоматериала там поровну.

Слово биоматериал я произнесла на русском. Но, на удивление, он меня прекрасно понял.

– Тогда что, по-твоему, значит – дать жизнь?

– Выносить и родить. Воспитать, научить всему, что знаю сама. Вложить в ребенка лучшее, что есть во мне.

– Ты уверена, что хочешь этого? Что справишься?

Хороший вопрос, что уж там…

– Никто не может быть уверен, даже – ты. Но я буду любить малыша. Я уже люблю его.

– Это то, что я никогда не мог понять. Как можно любить бессмысленный кусок плоти?! Конечно, благодаря этой странной привязанности ваш род не вымер…

– А твой род? Растет ли он? Старается ли найти новые земли и узнать больше о мире?

– Мы знаем о мирах все. Все, что считаем нужным.

Он протянул мне очередной амборос и я привычно вгрызлась в пресноватую хрусткую мякоть.

– Мне придется приходить к тебе чаще. Теперь тебе нужен плод каждый день. Сын растет и его потребности становятся больше.

– Почему ты так уверен, что будет сын? Я буду рада и сыну, и дочери, мне нет разницы, кто родится.

– Никто не может знать точно, но…

– Что – но? У тебя же уже есть дети?  Кто они?

– Живых – нет.

– Что значит – живых нет?! Они погибли?!