Чужая земля

– А вот сегодня хочу! – Полина со смехом поцеловала домработницу в щеку и направилась в свою комнату.

Она полюбовалась рассветом и задумалась: чем бы заняться? Перебрав и отложив в сторону стопку книг, Полина отыскала дневник и уселась за стол.

«1 сентября 1924 года. Самым невероятным образом появилась возможность записать все, что произошло за последние месяцы.

В середине июля к нам с мамой в Крым приехал папа, и наша степенная, размеренная жизнь окончилась. Не осталось места ни для книг, ни для дневников. Отец принялся возить нас по окрестностям, знакомить с какими-то „товарищами» и „друзьями». Для начала мы отправились в Севастополь, затем в Феодосию, побывали даже в Керчи. А вот в Коктебель я так и не попала. А так хотелось!

Наконец всем семейством поехали в Ленинград. Я гуляла по городу и чувствовала, что он не только мой, но и Андрея. По этим самым улицам, мостовым ходил когда-то самый дорогой мне человек. Здесь живет его мама. Мне очень-очень захотелось с ней познакомиться. Я даже немного рассердилась на себя за то, что не выведала адрес.

18 августа мы вернулись домой. Сразу позвонила Андрею, но выяснилось – он уже месяц как пребывал в командировке! Кинулась за объяснениями к отцу, – он, оказывается, поручил Рябинину секретное задание, о котором еще неделю назад не имел права говорить. Теперь, когда миссия близилась к завершению, папуля поведал, что Андрей отправился в Торжец ловить пресловутого Мирона Скокова. Не без удовольствия отец добавил, что Рябинин довольно быстро выследил бандитов и с помощью бойцов Имретьевской кавбригады разгромил их основные силы. „Его отряд идет по пятам за остатками банды, потерпи, – скоро вернется», – заверил папа.

Последние две недели посвятила подготовке к новому учебному году и общению с друзьями. Света Левенгауп с компанией вернулась из Батума и привезла нам с Андреем подарки; Наташа закончила гастроли и закатила торжественный банкет в „Музах». Было много смеха, дуракаваляния и неизменных сплетен. Вихров поведал забавную историю про Меллера (который, на удивление, отсутствовал). Наум недавно съездил в Москву, где встретился с самим Дзигой Вертовым. Вернувшись, Меллер, по обыкновению, напился и повздорил с неким Кадочкиным, соседом по квартире. Скандал быстро перешел в драку, в результате которой Наум получил внушительный фонарь под глазом. Вид „боевой награды» весьма огорчил его пассию Виракову, ту самую гризеточку с „Красного ленинца». Пылая справедливым пролетарским гневом и жаждой реванша, она не преминула заступиться за несчастного Наума и вызвала „злодея» Кадочкина на поединок. Мужская сила уступила ловкости заводской молодки и большому эмалированному тазу, которым Надежда орудовала. В итоге сосед позорно бежал с поля боя и даже слег от полученных ран. Вихров резюмировал, что теперь Меллер может быть спокоен – в лице Вираковой он имеет защиту не только от коммунальных и уличных хулиганов, но и от недоброжелательных критиков его творчества. В общем, остатки лета наша молодежь, как всегда, провела весело.

Слухи о разгроме банды Мирона Скокова вскоре доползли до города. Стало известно и то, что операцией руководил Рябинин. Телефон раскалился от бесчисленных звонков „друзей». Если раньше эти милые подхалимы твердили о внешней привлекательности Андрея, его „перспективности» и порядочности, теперь бросаются фразами из газетных передовиц о „непоколебимой верности делу рабочего класса» и „истинно пролетарских качествах души». Только Наташа иронично улыбается, да Света ехидно пророчит скорое появление хвалебных виршей (скорее – в исполнении Меллера). Не думаю, что Андрею подобные настроения могут понравиться».

* * *

Не успел Кирилл Петрович приступить к изучению свежих оперативных сводок и донесений, как дверь распахнулась и в кабинет ввалился Медведь.

– Ну, брат, пляши! – вместо приветствия воскликнул он. – Ты теперь – полпред ГПУ.

Черногоров усмехнулся:

– А тебя куда же, Платон Саввич, переводят?

– На самый ответственный участок! – решительно взмахнул кулаком Медведь. – В Туркестан еду, воевать с басмачами.

– Вона как! – разыгрывая удивление, покачал головой Черногоров. – А ведь нам без тебя трудненько придется!

Медведь поморщился:

– Будет уж тебе, Кирилл Петрович, смеяться. Какая от меня помощь? Работа, сам знаешь, пошла кабинетная, все больше задницей думать приходится…

– А чем же еще прикажешь? – рассмеялся Черногоров.

– То-то и оно, – не понял иронии Медведь. – Короче, диспозиция такова: завтра в девятнадцать ноль-ноль собираемся на банкет. Даю, как говорится, откатную. Приглашены все наши члены коллегии, бюро убкома, кое-кто из хозяйственников и милиции, прокуратура…

Он вдруг хлопнул себя по лбу:

– Ах да! Совсем забыл. Что за предписание третьего дня пришло из Москвы? Я в пятницу поглядеть не успел, а нынче уж – недосуг.