Чужая жена

Ронни задумалась. Ей вспомнилась Роза, ее цветастое платье.

– Н-нет…

– Вот что вы должны понять. Чтобы отдать вашему супругу свои голоса, они должны вам симпатизировать. А человеку свойственно любить тех, кто на него похож. Вам нужно одеваться так, как одеваются женщины в нашем штате. Пусть несколько тщательнее, но в том же стиле.

– На мне было совершенно нормальное льняное платье, – упрямо возразила Ронни.

– Хорошо, давайте разбираться. Задайте себе вопрос: какую реакцию вызвало ваше платье у избирателей? Все верно, на вас было простое летнее платье, с этим спорить невозможно. Охотно верю вам на слово, что оно льняное. Зато оно красное, облегающее и без рукавов. Увидев вас в нем, молодые мужчины наверняка подумали: “Ого, вот так штучка”. То же самое могло бы прийти в голову и людям постарше, только они еще наверняка отметили про себя, что их жены так не одеваются и выглядят похуже. Женщины в возрасте, несомненно, вспомнили бы Элеонор, сравнили вас с ней – и не в вашу пользу. Они посочувствовали ей. А молодые женщины вашего, скажем, возраста, которым такое платье пошло бы, задумались над тем, что они себе не могут такого позволить, а вы можете – только потому, что вышли замуж за богатого старика. Следовательно, ваше платье не принесло сенатору дополнительных голосов.

– Значит, вы считаете, что мне нельзя модно одеваться?

– Нет, почему же? Вам противопоказаны короткие, обтягивающие, одним словом, сексуальные платья. Я считаю, что вы должны быть женственной, привлекательной, но в то же время консервативной. Длина юбки – до колена или ниже. Никаких глубоких вырезов. Платье не должно слишком подчеркивать фигуру. Вам следует одеваться так, как одеваются мамы, когда идут на собрание Ассоциации учителей и родителей. Представьте себе учительницу воскресной школы, и вы меня поймете.

– Иными словами, я должна стать серой мышкой.

Голос Ронни звучал очень сухо.

– Вы должны победить, – поправил ее Куинлан. – В частности, победить на выборах.

– Вы в самом деле уверены, что моя одежда играет такую большую роль?

– Некоторую роль играет.

– Хорошо. Я учту ваше мнение. Это вас устраивает?

– Только этого я и добиваюсь. – Он взглянул на часы. – Знаете, уже шестой час. Нужно подумать о том, как доставить вас домой.

Ронни сама удивилась тому, насколько ей не хочется возвращаться в Седжли. При одной мысли о доме ей стало грустно. Слишком отчетливо вспомнились события дня. Все станут обвинять ее в случившейся катастрофе. И к тому же в Седжли ее подстерегают готовые к прыжку репортеры.

Меньше всего ей это сейчас нужно.

– Подождите, – попросила она, судорожно изобретая предлог, чтобы задержать его. – Присядьте рядом. Давайте поговорим. Никаких советов мне больше не нужно, – торопливо добавила она. – Просто поговорите со мной.

Куинлан подумал секунду, потом отпустил качели, сел рядом с Ронни и оттолкнулся от земли ногой. Ронни заметила, что на нем были те же лакированные туфли, что и днем.

– О чем будем говорить?

Ронни улыбнулась, довольная успехом своей уловки.

– О вас. Вы задали мне кучу вопросов, так что теперь моя очередь. Вы давно женаты?

– А я не женат.

Он смотрел прямо перед собой, на табачную плантацию, и Ронни хорошо видела его профиль: высокий лоб, прямой нос, четко очерченный подбородок. Красивый профиль, мужественный, аскетичный.

– Но вы сказали…

Ронни вспомнился его рассказ о завершившихся ничем отношениях с Джоанн.

– Я развелся.

– А-а. – Ронни задумалась. Вдруг ей пришел в голову новый вопрос: – У вас есть кто-нибудь?

– А что?

Он настороженно взглянул на нее, и она подметила неуверенность в его глазах.

– Это не ответ.

– Другого придумать не успел.

– Tea свободна. Правда, красивая женщина?

– Кто это – Tea? – мрачновато, как показалось Ронни, спросил Куинлан.

– Это мой пресс-секретарь. Вы ее сегодня видели.

Куинлан помолчал.

– Короткие черные волосы, серая юбка, красивые ноги?

– Точно. Как по-вашему, ее юбка не слишком коротка?

– Нет.

– А ведь наши юбки одинаковой длины! – торжествующе воскликнула Ронни.

Куинлан покачал головой.

– Правда? Не забывайте, она – не жена члена сената Соединенных Штатов, баллотирующегося на очередной срок. У вас разные социальные роли. Длина ее юбки никого не волнует. Общественность судит не ее.

– Ненавижу политику за эту публичность, – вырвалось у Ронни неожиданно для нее самой. – Я постоянно на виду, все имеют право обо мне судить.

– Об этом вам следовало подумать, когда вы выходили замуж за сенатора. А кстати, вы вышли замуж по горячей любви?

Ронни едва удержалась от искреннего ответа.

– Послушайте, мы сейчас говорим о вас, а не обо мне. Вы-то сами женились по любви?

– Конечно. – Он улыбнулся, и Ронни, увидев его морщинки, не могла не улыбнуться в ответ. Этот человек, подумала она, обладает даром успокаивать других. Во всяком случае, ему удается успокаивать ее. – Я был тогда здорово влюблен. Мне только что исполнился двадцать один год, я учился на предпоследнем курсе колледжа. Мы вместе учились. И были без ума друг от друга. Она забеременела, и мы поженились. Но брак не удался.

– И долго вы прожили вместе?