Чужая жена – потемки

– И хорошо! И правильно! Нельзя же тебе людей заражать. Это же инфекционное заболевание, Дина! Все, лечись и не вздумай завтра являться на работу. Поняла?

Еще бы! Дина сердечно поблагодарила Ражеву, пообещав ей всерьез заняться своим здоровьем, и на всякий случай отпросилась еще и на следующую неделю тоже.

– Если это то, что вы имеете в виду, за два дня мне не вылечиться, – закончила она с печалью.

– Конечно! Двадцать один день все это лечится, как минимум. Двадцать один день… Ладно, я руководству передам, а ты лечись. Будет больничный, внесем в табель, и все.

Итак, в запасе у нее двадцать один день. За это время ей необходимо: либо скрыться куда-нибудь на веки вечные, чтобы никто не нашел ее – никогда. Либо сделать что-то такое, что на нее даже тень подозрения не падет. Либо отыскать этого мерзавца, который постоянно опережал ее минут на пять-десять, убивая людей наповал, и сдать его правоохранительным органам, получив за это не медаль – нет, а просто спокойную, размеренную жизнь. Ту самую, о которой она вечно мечтала.

Поразмышляв минут десять, Дина поскучнела.

Скрыться ей не удастся. Как говорилось давным-давно: велика Россия, а отступать некуда. Найдут! Везде найдут!

Убийцу ей тоже поймать не по силам. Не такой он дурак, чтобы наследить. А вот она-то…

Она-то наследила, и как! Отпечатков ее пальцев и в доме Иванцовых, и в квартире Валерия Юрьевича предостаточно, на три досье хватит. Опять же, имеются свидетели. В дачном поселке – пожилая женщина, которая помогла ей найти нужный дом. В районе новостроек – подростки. Они прекрасно слышали, о чем она говорила со своим боссом, ныне покойным. Ухмылялись, перешептывались. И угрозы ее в его адрес они тоже слышали. И охранник подтвердит, что она клянчила у него адрес босса.

И поэтому выходило, что избавиться от подозрений ей никак не удастся.

Что же остается? Явка с повинной? Не вариант. Ей никто не поверит. Свидетелей ее невиновности нет. А единственное доказательство – коробка, врученная ей Валерием Юрьевичем, – оказалась пустышкой. Нет, она не заглядывала внутрь. Не до того ей было. Она ее просто долго трясла возле уха и поняла почти сразу, что коробка пустая. В ней ничто не шуршало – ни странички, ни бумажечки, ничто не толкалось о бока и днище. Там вообще ничего не было!

Она вспомнила, конечно, куда она ее подевала. Посидела дома, в душноватой тишине, пожевала бутерброд, поговорила с Ражевой – и вспомнила, выстроив в ряд всю последовательность недавних событий.

Коробку Дина оставила на автовокзале, как сомнамбула, уехав из района, где проживал ее шеф, в камере хранения. Почему ее повлекло именно туда после визита к трем покойникам, Дина объяснить никак не могла. Просто она наконец все вспомнила: как вылетела на проезжую часть с вытаращенными глазами и вскинутой над головой рукой. Как она остановила частника и велела отвезти ее на автовокзал. Там она швырнула в пустую ячейку пустую коробку, потрясла ее у своего уха, не особо заботясь при этом, что ее могут увидеть. Села в машину, уже в другую, конечно. Доехала до своего района, уселась на скамейку – и почти умерла. Себя саму она в тот момент не ощущала, точно. И мысли ни одной у нее не было.

Зато теперь от них в голове стало тесно.

Коробка в камере хранения? А и пусть она там лежит! Когда ее припрут к стенке, загонят в угол, тогда у нее хоть что-то будет. На ней – на коробке этой – отпечатки Валерия Юрьевича должны иметься. Это слабый, но – аргумент в ее защиту. Больше-то ее защищать некому и нечему. Она попалась! И попалась скверно. Как, впрочем, и тогда – много лет тому назад…

Глава 3

Поминальный обед продолжался три с половиной часа. Уже давно минул тот критический временной момент, когда гости, изрядно захмелев, переставали сохранять приличествовавшие печальному случаю скорбные выражения на лицах. Уже улыбки украдкой переросли в откровенные смешки и похохатывания. Женщины вспотели, сидя внутри душной утробы ресторана, сбросили траурные накидки, обнажив голые плечи и спины. Мужчины раскраснелись, принялись тискать под столом коленки соседствующих с ними дам. Кто-то выдал похабный анекдот. Посмеялись.

Как бы до песен дело не дошло, нервозно подумал Влад и покосился на Ленку.

Вот кто действительно страдал. Вот в ком скорби было на троих! Потерять родителей, сразу обоих, еще и при таких страшных трагических обстоятельствах – такое выдержит не каждый. Она еще молодцом, держится. Страдает, но держится. Не бьется в истерике. Не рыдает, повиснув у него на шее. Не причитает без умолку. Он бы тогда точно с ума сошел!

Нет, этого ничего не было. Было тихое вселенское страдание. Влад буквально физически ощущал, как корчится в муках Ленкина невыплакавшаяся душа. Он вчера вечером, когда они уехали на ночь домой, чтобы утром, переодевшись, оказаться пораньше в крематории, не выдержал и попросил:

– Лен, ты бы поплакала, что ли!

– Зачем?! – просипела она, взглянув на него полными страдания глазами.

– Легче будет, Лен.