Чужак из ниоткуда

– Прабабушка твоя – терская казачка, – сказал дед. – Такое видела-слышала-пережила, что и я не всё знаю. И с головой у неё всё в порядке, и болтливой никогда не была. Зовём.

Позвали прабабушку. Сели на улице за стол, бабушка налила всем чаю, и я рассказал. О том, как чуть не погиб под колёсами грузовика, и как очнулся другим человеком.

Нет, разумеется, всей правды я им не сказал. Признаться, что ты не их внук Серёжа Ермолов, а какой-то инопланетянин – это гарантировано обречь себя на скитания. Потому что в психиатрическую лечебницу или, как здесь попросту говорят, – в сумасшедший дом я не дам себя запереть ни при каких обстоятельствах. А вот в новых способностях – не всех! – признался.

– Чудеса, да и только, – сказал дед Лёша, выслушав. – То-то я удивлялся, как это ты так быстро на ноги встал…

– О, господи, – только и вздохнула бабушка, глядя на меня встревоженными глазами.

– А я говорила, – торжествующе сообщила прабабушка Дуня.

– Что ты говорила? – спросил дед.

– Говорила, что Серёжка в Климченко пошёл, сразу увидела. У них же в роду колдуны были сплошь. Мне Надежда, мать его, рассказывала про своего прадеда, Евсея Акимыча. Людей лечил, боль заговаривал, звериные и птичьи языки знал, этим владел… как его…

– Гипнозом, – подсказал дед. – Точно, помню, рассказывала Надя. Как он в другое село уехал, а они с сестрой двоюродной в подвал к нему залезли тихонько и сметану подъели. А корова их возьми и перестань молоко давать. Ревёт от боли, а не доится! Аня, сватья наша, к деду – вылечи, мол, корову. А тот в ответ: «Твои девки без спроса сметану взяли, пусть теперь в огороде у меня отработают, чтобы неповадно было». Пришлось работать. Что ты думаешь? Начала корова доиться, как не было ничего.

– И сын его, Иван Евсеевич, прадед Серёжкин, тоже не прост. – сообщила бабушка Зина. – Помнишь, Лёша, как мы к ним в гости ездили, и он собаку заставил пачку папирос из дома принести?

– Как это? – спросил я, хотя догадывался, как.

– Сам не знаю, – сказал дед. – Но выглядело это, как будто он просто взял и мысленно приказал собаке. Мы за столом сидели, выпивали, закусывали. У твоего прадеда папиросы кончились. Я свои сигареты предложил, я «Новость» курю. Отец твой – болгарские «Ту-134». Но он не взял. «Нет», – говорит. – Я лучше свои'. Вышел за калитку, подозвал первую же собаку, которая мимо по улице бежала, взял её за морду, в глаза ей посмотрел, что-то прошептал и отпустил. Собака убежала, а через десять минут прибежала с пачкой «Беломора» в зубах.

– Экстра-класс, – сказал я искренне.

– Вот я и говорю, – продолжила прабабушка Дуня. – Когда Серёжку грузовик сбил, он в коме оказался. В беспамятстве полном. Так, Серёжа?

– Так, – подтвердил я.

– Но это тебе казалось, что в беспамятстве, а на самом деле твои способности, которые ты от предков своих получил по наследству, от рода Климченко, проснулись и начали работать. Тебя вылечили, а после уже не стали обратно прятаться. Повезло тебе, правнук, так скажу. Но хлопот ты теперь не оберёшься. Да и все мы.

– Почему? – спросила бабушка.

– А ты представь, Зина. Тебе он всего лишь порез на пальце затянул. А если Фиру от рака вылечит, да об этом узнают, тогда что?

– Ой… – сказала бабушка Зина.

– Вот тебе и «ой».

– Погоди, – сказал дед. – Ты что, правда можешь Фиру вылечить?

– Не знаю, – сказал я. – Но попробовать могу.

– Так чего мы сидим? – вскочил дед. – Пошли к Кофманам! Они же мне как вторая семья, мы чуть не тридцать лет дружим. Вот так, – он свёл вместе два кулака.

– И мне, – подтвердила бабушка Зина. – Я люблю Фиру, она хорошая. И Юзика люблю, хоть он и нудный бывает иногда.

– Подождите, – остановила их прабабушка. – Ещё слово скажу. Помнишь, Лёшка, как в гражданскую твой отец, а мой муж, Степан, пулемёт в огороде закопал? «Льюис»?

– Помню.

– Сколько человек об этом знало?

– Вся семья. И ещё полстаницы.

– Кто-нибудь донёс, когда банда Алиханова оружие искала по дворам? Ваську Заречного тогда ещё расстреляли, ящик патронов и две гранаты у него на чердаке нашли, сам виноват.

– Помню. Никто не донёс.

– Вот и представьте, что ваш внук, а мой правнук Серёжа – это тот же пулемёт. И Фире с Юзиком скажите. Разболтают кому, пусть даже самому близкому… – она скорбно покачала головой.

– Слышала, бабка? – сказал дед. – Рот на замок.

– На свой повесь, – ответила бабушка. – А то знаю я тебя. Особенно после трёх-четырёх рюмок.

– Я – могила, – сказал дед. – Кстати, у Фиры с Юзиком детей нет. Если что, рассказывать особо некому.

– Рассказывать всегда найдётся кому, – сказала прабабушка. – Поэтому, как только захочется язык развязать, сразу про себя произнесите только одно слово.

– Какое? – не понял дед.

– Пулемёт.

К Кофманам мы с дедом отправились вместе. Жили они неподалёку, на третьем этаже пятиэтажного дома, в двухкомнатной квартире. Прихожая, гостиная, спальня, кухня, балкон.

– Ага, – обрадовался дядя Юзик. – Пришли! Неужели и ты, Лёша, решил что-то почитать взять?

– Я своё ещё до войны всё прочитал, – ответил дед. – Сейчас уже не интересно. Мы по делу, Юз. Фира дома?