Чужак в чужой стране. Книга 10

— Я все еще говорю, Младшенький. В дополнение к тому факту, что наш брат Михаил, по-видимому, отсутствует в данный микромиг… а я не могу проследить за ним… поскольку мы с ним состоим в разных списках дежурств… Так вот, татуированная леди, которая назвала его архангелом, вряд ли ошибается — ведь она одна из самых святых среди «преходящих».

— Кто это говорит?

— Я говорю. И при этом я знаю, о чем говорю. — Фостер снова изобразил сладкую ангельскую улыбку.

Милая крошка Патриция! Зубы у нее чересчур выдаются вперед, а все же она по-змеиному привлекательна и к тому же сияет внутренним светом, что делает ее похожей на церковный витраж. Он отметил не без змеиной гордыни, что Джордж закончил свое великое начинание с тех пор, как он последний раз видел Патрицию. Картина его вознесения на небо совсем недурна, даже очень недурна — в самом высшем смысле. Обязательно надо будет повидаться с Джорджем, поздравить его и сказать, что видел Патрицию… Хм… А где же находится сейчас Джордж? Насколько он помнил, тот был художником-творцом в секции разработки дизайна Вселенной и трудился под непосредственным руководством самого Архитектора… неважно… Главный регистр вытащит его оттуда за ничтожную долю тысячелетия.

Какой же очаровательной пышечкой была Патриция! И какое священное неистовство было свойственно ей! Еще бы чуточку напористости и чуть меньше скромности, и он сделал бы ее своей жрицей. Однако Патриция могла воспринять Бога лишь в соответствии с собственной натурой. А потому ее место было только среди лингаятов[54]… где в ней как раз не нуждались.

Фостер подумал было, не подвернуть ли еще окуляр Всевиденья, чтобы увидеть ее такой, какой она была в прежние времена, но отказался от этого с ангельским самообладанием. Надо работать.

— Оставь в покое Всевиденье, Младшенький, мне надо поговорить с тобой. — Дигби повиновался и стал покорно ждать продолжения. Фостер щелкнул по нимбу — была у него такая привычка, когда он впадал в медитацию. — Младшенький, ты очень медленно обретаешь ангельское достоинство.

— Мне очень жаль.

— Сожаления — это не для Вечности. Вся беда в том, что ты слишком много времени уделяешь тому молодому человеку, который может быть (а может и не быть) нашим братом Михаилом. Подожди! Во-первых, не твое дело судить об инструменте, использованном для того, чтобы вызвать тебя сюда с пышных пастбищ. Во-вторых, тебе досаждает даже не он, ты ведь его не знал вовсе, а мысль о той маленькой брюнеточке, что работала у тебя секретаршей. Она получила мой поцелуй всего лишь за краткий миг земного времени до того, как тебя призвали сюда. Разве не так?

— Мне еще предстояло проверить ее.

— Тогда, без сомнения, тебе должно доставить ангельскую радость то, что архиепископ Шорт после того, как он подверг ее тщательному экзамену… о, очень тщательному — я уже говорил тебе, что он подрастет, — повысил ее, и теперь она наслаждается более глубоким счастьем… вполне, впрочем, заслуженным… Ммм… да… Пастырь должен находить радость в самой работе… а когда его повышают, он обязан радоваться и этому. Случилось так, что открылось место Хранителя-Стажера в только что открывшемся новом секторе, — работа немного не соответствует рангу, который тебе номинально присвоен, я согласен, но очень интересная с точки зрения обретения ангельского опыта.

Эта планета… да, ее можно считать планетой… ты увидишь сам… она населена расой не двуполых, а трехполых существ, и мне сказали в высших инстанциях, что сам дон Жуан не выразил ни малейшего интереса ни к одному из этих трех полов… Это не просто догадка: его вызывали на время проведения испытаний. Он орал и молил вернуть его в тот маленький индивидуальный ад, который он для себя создал.

— Значит, хотите меня сослать в провинцию, да? Чтоб я не мешал… не крутился под ногами?

— Ну, ну… как же ты можешь помешать? Кроме этой невозможности, все остальное возможно. Я пытался разъяснить тебе это, когда ты прибыл.

Но пусть тебя это не волнует. Тебе разрешено совершать попытки вечно. В твое командировочное предписание включена «петля», позволяющая перемещаться из «здесь» и «сейчас» туда и обратно без потери времени. Ну теперь давай, лети и начинай вкалывать. Мне надо работать.

Фостер вернулся к тому мгновенью, на котором его прервали.

Ох, да! Бедная душа, временно назначенная быть Агнес Дуглас и служить своеобразным стрекалом для мужа — эту тяжелую работенку она выполняла с неослабевающим рвением… Теперь ее работа завершена, и Агнес нуждалась в отдыхе и в реабилитации после невыносимого истощения… Иначе она начнет брыкаться, вопить и разбрызгивать клочья эктоплазмы из всех отверстий… О, после такой тяжелой работы она, безусловно, нуждается в экзорцизме. Впрочем, любая работа тяжела, да и как может быть иначе? «Агнес Дуглас» была безотказно надежным полевым оперативником. Она готова принять любое, самое сомнительное поручение, лишь бы быть уверенной в его «непорочности». Тогда хоть жги ее на костре, хоть определяй в монастырь, — она все равно добьется успеха.