Читаем Чужаки полностью

— Но хорошо ли вы рассчитали? Проверьте еще раз, как бы не случилось ошибки. Там собраны почти все большевики, мы ни в коем случае не можем допустить, чтобы они выбрались оттуда!

— Они и не выберутся, склеп замурован намертво, — с улыбкой процедил сквозь зубы Геверс.

Петчер с благодарностью посмотрел на маркшейдера, затем, подозвав его к себе, вынул из сейфа папку с бумагами:

— У нас есть основание, дорогой Геверс, выпить еще за одну победу. Я только что закончил сделку на приобретение нашим обществом Ургинского урочища. Теперь этот вопрос полностью согласован. Осталось только оформить несколько технических документов, и делу конец.

Лицо Геверса просияло.

— О, это действительно большая победа. Теперь в наших руках, кроме земельного участка, будет находиться судьба целого ряда заводов, работающих на русское военное ведомство.

— Об этом я с вами и хотел поговорить, дорогой Геверс. Мне кажется, что нам нужно сейчас же заготовить заявление, предупреждающее владельцев этих заводов. Пусть они знают, что мы отказываемся снабжать заводы сырьем до тех пор, пока они не перейдут в наше концессионное распоряжение.

— И еще я рекомендую послать мистеру Темплеру телеграмму, — предложил Геверс. — Нужно поздравить его с успешным выполнением своей миссии.

— Нет, я думаю, этого делать не следует. Мистер Темплер не является руководителем или представителем экономических кругов Великобритании. Это всего-навсего хорошо исполняющий свои обязанности приказчик.

— Тогда, может быть, разрешите послать телеграмму уважаемому барону Уркварту, — не унимался Геверс.

Петчер схватил Реверса за руку и потащил к буфету.

— Дело! Такую телеграмму послать, конечно, следует.

А сейчас не откажите, милейший Геверс, составить компанию на бутылку коньяка. За последние дни мы сделали не мало, и нам есть за что выпить!

Глава тридцать вторая

Валентин подошел с откатчикам. У самого штрека, облокотившись на вагонетку, стояли почти по пояс в воде три шахтера. Челюсти их отвисли, зубы ощерились. В глазах — пустота и безнадежность.

«Считают себя обреченными», — подумал Валентин, и ему стало страшно. Он знал, что если люди потеряют надежду на спасение, они прекратят работу, а это — смерть. И снова в измученном мозгу Валентина возникло желание прекратить страдания товарищей. В ту же минуту, однако, чувство решительного протеста подавило появившееся на миг малодушие.

Он схватил обеими руками вагонетку, потянул ее к себе.

— Давай помогу. Да вы не поддавайтесь, ребята! Что вы? Пробьемся скоро. Совсем немного осталось.

Шахтеры медленно задвигались, еще шире открыли рты, навалились на вагонетку и медленно покатили ее дальше.

Пропустив вагонетку, Валентин прошел в забой. Карпов и еще четыре человека с трудом поднимали кайла, то и дело вытирая с губ кровь. Твердая, как камень, порода поддавалась плохо. Самое страшное, однако, было не в этом. В глазах забойщиков так же, как и у откатчиков, Валентин прочитал обреченность. Он подошел к Карпову, взял из его рук кайло.

— Иди зови смену, — сказал он Михаилу.

Когда тот ушел, он хотел поднять кайло, но не смог. Все время он работал не покладая рук, а сейчас едва держался на ногах. Четверо забойщиков молча смотрели на Валентина.

«Проверяют, нужен показ, а я раскис, ведь если я не подниму кайло, они свое тоже не поднимут. Нет, — напрягаясь всем телом, думал Шапочкин, — я должен во что бы то ни стало осилить эту слабость».

Он рванул кайло. В глазах поплыли зеленые круги, каждый удар кайла нестерпимой болью отдавался в ушах. Валентин боялся остановиться, боялся оглянуться назад. Он чувствовал, что товарищи рядом тоже работают. Так продолжалось несколько минут, а ему казалось, что прошло много часов. Наконец кто-то потянул его за капюшон.

— Давай кайло! — услышал он голос Еремея. — Смена.

Иди отдыхай!

Валентин с трудом добрался до полка, но залезть на него не мог. Совсем обессилев, он сел прямо в воду.

— Погоди, что ты! — испуганно зашептал подошедший Михаил. — Давай помогу. Вон сколько народу смотрит. Как же ты так?

«В самом деле, — стараясь подняться из воды, упрекал он себя. — Глупость за глупостью делаю. Не к лицу мне первому сдаваться. Товарищи продолжают работать, бороться, а я сдаю».

— Не нужно, — запротестовал вдруг Валентин, отстраняя Михаила. — Не нужно. Я хотел только кровь обмыть. А встать я и сам могу.

Поднявшись на полок, он лег лицом на чью-то руку и устало закрыл воспаленные глаза. «Нужно немного отдохнуть, отдышаться. Наверно, это у меня от сильного напряжения. Нехорошо так, — укорял себя Валентин, — важно примером стать, а я раскис совсем».

Принимая решение пробиваться в соседний штрек, тройка определила расстояние до штрека от девяноста до ста аршин. Рассчитывали проходить за каждый час три аршина, а всю работу закончить за тридцать три часа. Первое время работа шла успешно. Но вскоре шахтеры натолкнулись на такую твердую породу, что продвижение сократилось в два раза. Затем начал ощущаться недостаток кислорода. Работы замедлялись все больше.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века