Чужестранка. Книга 2. Битва за любовь

Рядом со мной над забором взметнулось полотнище пледа, и Джейми приземлился по ту сторону, размахивая палкой и вопя что-то по-гэльски; его голос присоединился к общему хору. Крики и проклятия особого действия не возымели, зато палка имела успех. Каждый раз, как она опускалась на мохнатую плоть, раздавался оглушительный визг, и мало-помалу свора отступала, а вскоре, круто развернувшись, умчалась к деревне.

Джейми, задыхаясь, откинул упавшие на глаза волосы.

– Настоящие волки, – сказал он. – Я уже говорил Колуму об этой своре, это они два дня назад загнали Кобхара в озеро. Велел бы он их перестрелять, пока они никого не загрызли.

Он стоял и наблюдал, как я, стоя на коленях, осматривала лежащего на земле священника. Вода стекала с концов моих волос, а шаль моя начинала промокать.

– Пока им это не удалось, – сказала я. – Оставили несколько отметин зубами, а так он более или менее в порядке.

Сутана отца Бэйна с одного бока порвалась, на безволосой белой ляжке видны были безобразный разрыв и несколько ямок от зубов, из которых начинала сочиться кровь. Священник, совершенно белый от пережитого потрясения, попытался встать на ноги; очевидно, он пострадал не слишком сильно.

– Если вы пойдете со мной ко мне в лечебный кабинет, отец, я промою вам раны, – предложила я, стараясь удержаться от улыбки при виде толстого маленького священника в обвисшей сутане и спущенных чулках, открывшихся для обозрения.

Даже в лучшие времена лицо отца Бэйна напоминало сжатый кулак. Теперь это подобие усиливалось благодаря красным пятнам, испещрившим его толстые щеки и двойной подбородок, и углубившимся вертикальным морщинам по обеим сторонам рта. Он уставился на меня с таким выражением, словно я предложила ему совершить публичную непристойность.

Видимо, так оно и было, потому что из его уст раздались в ответ следующие слова:

– Как, вы предлагаете служителю Бога обнажить перед женщиной интимные части тела? Я скажу вам, мадам, что не имею понятия, какие безнравственные деяния приняты в кругу, где вы привыкли вращаться, но хочу довести до вашего сведения, что здесь их терпеть и поощрять не станут – по крайней мере, пока я несу ответственность за души в этом приходе!

С этим он повернулся и заковылял прочь, сильно хромая и безуспешно стараясь приладить на место порванную полу своего облачения.

– Делайте, как вам нравится, – крикнула я ему вдогонку, – но имейте в виду, что, если я не промою раны, они могут загноиться!

Священник не ответил; сгорбив свои круглые плечи, он начал подниматься по лестнице, застревая на каждой ступеньке и напоминая пингвина, который хочет вскарабкаться на плавучую льдину.

– Этот человек не слишком жалует женщин, правда? – обратилась я к Джейми.

– Полагаю, что в полном соответствии с его занятием дело обстоит именно так, – согласился он. – Пойдем поедим.

После ланча я отправила своего пациента снова в постель – на сей раз одного, невзирая на его протесты, – и спустилась в свою амбулаторию. Из-за сильного дождя работы возле замка шли вяло, люди предпочитали сидеть дома, никому не хотелось поранить ногу лемехом или свалиться с крыши.

Я провела время вполне приятно, внося записи в регистрационную книгу, унаследованную от Битона. Едва я закончила, как дверь кабинета загородил посетитель.

Он загородил ее в буквальном смысле, заняв проем от косяка до косяка. Щурясь в полутьме, я распознала-таки в этой фигуре Алека Макмагона, закутанного во множество одежек, платки и даже в обрывки попоны.

Он передвигался с медлительностью, которая напомнила мне о первом посещении Колумом этого кабинета и вместе с тем дала ключ к задаче.

– Ревматизм? – сочувственно спросила я, а он тем временем с приглушенным стоном почти свалился в мое единственное кресло.

– Да. Сырость пробрала меня до костей, – ответил он. – Можно чем-нибудь помочь?

Он положил на стол большие узловатые руки и распрямил пальцы. Они расправлялись медленно, словно ночной цветок, открыв мозолистые ладони. Я взяла в руки одну из пораженных ревматизмом конечностей и начала осторожно поворачивать ее из стороны в сторону, выпрямляя пальцы и массируя ороговевшую ладонь. Морщинистая физиономия старика скривилась было, но почти тотчас расправилась, едва первые вспышки боли улеглись.

– Как дерево, – сказала я. – Самое лучшее, что я могу посоветовать, – это добрый глоток виски и глубокий массаж. Помогает и чай из пижмы.

Он засмеялся, платки сползли у него с плеч.

– Виски, да? У меня были на ваш счет сомнения, барышня, но теперь я вижу, что вы лекарь из самых лучших.

Я потянулась в дальний угол моего медицинского шкафа и достала темную бутылку без этикетки, в которой хранился мой запас из винокурни Леоха. Поставила бутылку на стол перед Алеком, достала роговой стаканчик.

– Выпейте, – предложила я. – А потом разденьтесь, насколько считаете приличным, и укладывайтесь на стол. Я разожгу огонь, и здесь будет достаточно тепло.

Голубые глаза поглядели на бутылку с явным одобрением, и скрюченные пальцы ухватились за горлышко.

– Вы бы тоже сделали глоточек, барышня, – посоветовал он, – работенка предстоит тяжелая.