Чужеземка. Рассказы о любви

Но и после троекратного наложения святого креста младенец не сгинул, а только обессиленно плакал, просил есть. Сжалилась над ним бабка Агрипина, отпоила козьим молоком. Но не под силу уже было ей заботиться о ком-либо, кроме себя. А взять некрещенного младенца, да еще урода, в семью никто не захотел. И тогда вспомнили об отшельнике, уже много лет жившем в построенной им самим хижине в чаще леса, который начинался сразу же за селом. Местные жители навещали старика иногда, просили его, праведного, заступиться за них перед богом в своих молитвах, взамен приносили, кто что мог и что было не жалко – плохо выпеченного хлеба, пшена с мышиными последышами, полусгнившего картофеля. Тот безмолвно, никогда ничего не выпрашивая и не отвергая, принимал эти дары. Принесли и «дьяволенка», закутанного все в ту же дерюжку, которой укрывалась его мать перед смертью. Отшельник безропотно взял и его.

Еще немного поговорили об этом происшествии на селе и забыли. Своих забот хватало.

Шло время. Ребенок подрос и походил скорее на звереныша, чем на человеческое дитя – заросший грязными спутанными волосами, немытый и дикий. Пока был мал и во всем зависел от отшельника, и то ночевал в хижине не каждую ночь, а с возрастом, научившись добывать пропитание в лесу, уходил и возвращался, когда ему вздумается. Отшельник, высохший, кожа да кости, высокий седой старик с седыми же, казалось, глазами, не тревожился за него, занятый мыслями о вечном. Жили рядом, не мешая друг другу. На этом кончались все их отношения.

Но иногда в душе ребенка пробуждалась потребность в любви, и он, приходя, терся о ноги отшельника, как прирученный волчонок, и жаждущими ласки глазами смотрел на старика. Но отшельник сурово отстранял его и постепенно отучил от подобных проявлений того человеческого, что еще оставалось в мальчике. Однако и позже, уже юношей, он иногда внезапно ощущал в груди какое-то непонятное томление и, тревожимый необъяснимым чувством, бежал домой, к старику, и успокаивался, только увидев его.

Но все чаще уходил он из хижины, забредал все дальше, и все дольше длились его походы. Хромота не мешала ему. Лес, чуждый и опасный для других, был для него домом, приветливым и родным, дающим приют и пропитание. Ему нравилось спать на только что сорванной траве, вдыхая ее терпкий дух. Он часто проворно, как белка, взбирался по дереву и с высоты озирал окрестности. И если что-то привлекало его взгляд, спускался и шел в том направлении. Он исследовал лес шаг за шагом и день за днем, не заботясь о том, что существует другой мир и другая жизнь. Если он невзначай сталкивался с людьми, то прятался от них и убегал. Это были случайные встречи. На селе уже давно забыли об отшельнике, чьи молитвы не облегчали людям их тяжких ежедневных трудов, и никто, как раньше, не приходил к его хижине, даже изредка.

Так прошли годы. Мальчик вырос и превратился в юношу, хилого телом, молчаливого и скрытного, но с душой, восприимчивой к красоте окружающего его мира. Природа, если только ей не мешать, всегда найдет возможность компенсировать недостатки, которыми она наделяет человека при рождении.

Но в один из дней, с верхушки высокого дуба, изумленному взору юноши открылся новый неизведанный мир. Там, впереди, расстилалось что-то яркое, многоцветное и влекущее. Он спустился с дерева и вскоре вышел из леса, впервые в своей жизни.

Это был луг, заросший цветущими травами. Густой дурманящий запах витал над ним. Осоловелые пчелы нелепо кувыркались в воздухе, совершая короткие перелеты с цветка на цветок, кузнечики громко цвиркали в траве, птицы неумолчно вторили им в небе. От обилия неведомых до сих пор запахов и звуков юноша словно захмелел. Ноги его подогнулись, он упал на колени и не мог подняться, и только блаженно улыбался, забыв обо всем на свете.

Вдруг он услышал новые звуки – стук копыт, ржание лошадей, смех и крики людей. На луг, гарцуя, выехали три всадника. Двое из них, мужчины, на вороных конях, пытались настичь белого жеребца, который нес на себе девушку в костюме амазонки, сидевшую в высоком дамском седле. Но это не была погоня. Девушка внезапно развернула жеребца и, смеясь, крикнула:

– Граф, признаете свое поражение?

Нежный голос незнакомки звучал прекраснее птичьих трелей. Юноша был не в силах отвести свой взгляд от ее юного счастливого лица, гибкой фигурки, расшитого золотом платья. Впервые в своей жизни он видел столь дивное создание, и та жажда любви, что томила его долгие годы, и, казалось, уже иссякла, внезапно пробудилась вновь и увлекла его за собой, быть может, к гибели, но без оглядки.

Неведомая сила, которой юноша не мог противиться, подняла его с земли и заставила шагнуть навстречу прекрасному видению. Ее конь от неожиданности испуганно всхрапнул и встал на дыбы, брызгая пеной с губ. Девушка была опытной наездницей, и ей удалось сдержать жеребца шенкелями и поводом. Все еще с улыбкой на губах обернулась она к юноше, который так внезапно встал на ее пути. Но вместо слов приветствия, которые она была готова произнести, у нее вырвался крик ужаса: