Чужие деньги

– Да я все понимаю, – вокруг пахло маслом и красителем, мы тихонько поднялись по ступеням и вошли в лофт. Ступени выглядели облезлыми, мне пришло в голову, что эти ребята даже не арендуют помещение.

Марат словно прочел мои мысли.

– Я купил это помещение. Вышло недорого. Оно приятное, правда ведь?

– Да. Милое, и, кстати, стильное. – Визави заулыбался.

Мы зашли в небольшую комнату, Марат открыл ключом дверь и повел меня наверх, на второй или третий этаж.

– Это мой кабинет.

Марат плеснул мне кофе больше, чем я обычно пью.

– Итак, чем могу?..

– Расскажи мне, что ты знаешь о случаях снятия денег с чужой карты через интернет-банкинг, – попросила я.

– Знаешь, вот конкретно этим мы практически не занимаемся. Наша задача – выявлять и устранять сетевые ошибки. Списки сетевых операций и кодинг данных обычно проводятся через серверование этих операций…

– Что это такое? – недоумевающе спросила я.

В последней его фразе лично я поняла исключительно предлоги.

– А-а, это создание параллельного сервера, с похожим или однотипным кодом. Аналогичные свойства позволяют легче перехватить данные и провести по всем базам и лакунам вирусный файл. На него мы собираем данные о людях, которые совершили ошибки в Сети.

– То есть помочь ты мне не сможешь, и я зря отвлекаю тебя от работы?

– Почему не смогу? – удивился Марат. – То, что мы этим не занимаемся, еще не значит, что я не в теме. Так что… Давай начну с ошибок, которые представляют собой неплохую лазейку для всяческих мошенников.

– Какие бывают ошибки, расскажи.

– Гм, самые разные. Часто вводят разные способы оплаты с одной ссылки, и она устаревает слишком рано. Это популярная проблема серверов, поэтому они сразу думают, что их кроет не тот человек, и они выдают, или, наоборот, не выдают отклик.

– В теории, что я могу сделать с ошибками?

Марат поднял брови, видно, не понял меня.

– Есть индикатор у таких ошибок?

– Индикаторов особых нет. Есть способы, которые помогают быстрее вычислить ошибку.

– Это инструменты?

– Да. Инструменты… нужно посмотреть со стороны, как вообще должна выглядеть такая ситуация на сервере или в клубке операционной системы. Что за чем должно идти, какой алгоритм или алгоритмы вообще применимы.

– Так, теперь совсем ясно. Люди искали ошибки, связанные с оставлением персональных данных.

– Ага. Их часто оставляют в Сети, кстати. Я, когда заполняю формы и все такое прочее, стараюсь не писать реальные или часто мной используемые данные. Вдруг провернут их.

– А точнее, вывернут. Слушай, Марат, можно я под твоим руководством найду ошибку?

– Окей, давай пытаться. Тогда я запущу приложение, оно запомнит то, куда ты сейчас заходишь. Грузит себя оно около семи минут, это недолго, дальше оно сканирует, иногда перегружает другие страницы.

Приложение сканировало все, и я поняла, откуда хватают куки-файлы. История операций сохранила их в мессенджерах, в их откликах на моем рабочем столе. Когда я работала, параллельно они были включены, приходили уведомления.

Офигеть.

– Так, сейчас мне нужно уехать, спасибо за помощь.

– Вообще без проблем, обращайся. С удовольствием помогу.

– И еще один вопрос, – внезапно спохватилась я. – Если я предоставлю тебе прогу, ворующую чужие персональные данные, сможешь описать ее действие так, чтобы понял обыкновенный лузер?

– Простыми словами, как для даунов? – фыркнул парень.

– Типа того. Только как руководитель компании по кибербезопасности, то есть оформить все официально, чтобы я могла передать данные в полицию.

– Да смогу, проблем-то. Я человек законопослушный, относительно, – с хитрой улыбкой добавил он. – Так что помогу, чем смогу. Обращайся!

А я поехала в церковь, в которой стала свидетельницей встречи Савелия Гренки с парнем-служкой. Если я правильно поняла, у ребят из «Белых крыльев» там одна из точек пересечения. В целом логично: кто подумает, что зло может твориться в стенах божьего храма? К тому же «Крылья» позиционируют себя как благотворительная организация. А значит, никто не заподозрит их деятелей, расписывающих храм и подрабатывающих там, допустим, на общественных началах.

Войдя внутрь, я прогулялась по коридорчику. Около входа в алтарь лежала стопка книг. Я взяла одну – это была детская библия в переплете. Мне в руки выпала открытка с медвежонком и звездочкой. На обратной стороне открытки – рисунок русалочки. Просто картинка? Чем-то она меня смущала.

Решив проверить, я открыла поисковик. Вариации изображений женщин фиксировались и как часть многомерного рисунка, и как центр композиции. Сюжет о русалке в сочетании со звездой был связан с наркотиками. Натяжка? Возможно. А может, и нет.

Алика я, разумеется, не увидела – сидит, родимый, в предвариловке и рассказывает Ренатину все, что знает. И все же я подошла к бабулечке, торговавшей свечками. Спросила:

– А Алика нет на месте?

Та покачала головой:

– Сегодня нет. И вчера чегой-то не приходил. Странно, как бы не заболел малец!

– Он у вас при храме работает? – уточнила я.