Чужие пространства

Целое слагается из частного, но и каждое частное, в свою очередь, отдельное целое, отдельный мир, внутри которого множество своих частностей. По этой шкале можно идти без конца, и лишь где-то внизу должен быть предел. А может быть, предела нет? Может быть, там скрывается переход меньшего в большее? Частицы атома – в Галактику? Он подошел еще ближе. Поверхность гигантского шара уже не казалась гладкой. Она была изъедена временем: выступы, выбоины, потертости, кое-где даже трещины. Но всюду, насколько он мог судить, материал был один и тот же – похожая на пемзу губчатая каменная порода.

Он отыскал у подножия небольшой осколок шара, ударил по нему несколько раз другим камнем и легко превратил в цветной порошок.

Больше всего поражала одинаковая насыщенность цвета снаружи и в глубине породы. Ни солнце, ни ветер, ни потоки дождей ничего не смогли поделать с этой каменной радугой.

Степан постучал по поверхности одного из шаров и услышал глухой монолитный звук. Иначе и не могло быть. Если бы нижние шары были внутри полыми – они не смогли бы выдержать вес этого гигантского сооружения.

Лишь один шар вершины отличался от всех остальных, и, наверное, не только цветом.

Почему-то Степан все время помнил об этом. Этот шар притягивал его, как магнит.

В конце концов Степан попытался подняться по стене вверх. Это удавалось с трудом. Зато после того, как он протиснулся между шарами в прохладную глубину пирамиды, подъем пошел гораздо легче. Теперь он мог использовать соседствующие шары для опоры, упираясь в них спиной, локтями и коленями. Он карабкался все выше.

Почувствовав, что силы на исходе, он выбрался на наружную поверхность пирамиды, уселся в седловине между соседними шарами, глянул вниз и удивился, как высоко сумел подняться.

Теперь-то уж до вершины оставалось наверняка меньше, чем до подножия. Глупо было бы возвращаться, и, отдохнув, он полез дальше.

Странные звуки доносились иногда из глубины пирамиды. Рожденные причудливым эхом, до него доносились чьи-то тяжкие вздохи. Отраженные от бесчисленных изогнутых поверхностей, они скользили по внутренним лабиринтам, движимые, возможно, одним-единственным желанием – быть кем-нибудь услышанными. И вот теперь, достигнув его ушей, звуки умирали. Но на их место бесконечной чередой шли другие. Чаще всего в них слышалась горечь разочарования, словно сама пирамида говорила с ним бесчисленными голосами, жаловавшимися на несправедливость и забвение…

Может быть, это всего лишь памятник? Ему не догадаться, не решить загадку. Разве лишь на самом верху, в последнем металлическом шаре ему что-то откроется…

А далеко на орбите, невидимый для невооруженного глаза Степана, вращался небольшой космический аппарат, и два существа, внешне совершенно похожие на людей, с интересом наблюдали за его усилиями.

– Он все-таки вошел в пирамиду?

– Конечно. Любопытство всегда было лучшей приманкой для этих существ.

– Почему они так одинаковы? Почему никогда не делают выводов из прошлых событий?

– Их логика страдает каким-то странным изъяном. Они, например, считают, что добро само собой способно побеждать зло, и надеются получить подарок от доброго дяди. Иногда всю жизнь, вместо того чтобы заниматься делом, они ищут доброго дядю.

– И находят?

– Этого я не знаю.

– А ведь он поднимется до самого верха.

– Да, он упрям и самонадеян. Если ему это удастся – значит повезло нам.

– Это будет второй случай за все время.

– Да. Второй.

То и дело срываясь, соскальзывая с гладких выпуклых поверхностей, Степан искал более удобные для подъема места и упрямо лез вверх. Во рту пересохло, спину ломило от усталости, но в глаза уже били отраженные от металлической поверхности верхнего шара ослепительные солнечные лучи.

Еще одно усилие, еще. Рано или поздно кончается любая дорога. Или нам так лишь кажется? Ведь любой конец – всего лишь новое начало…

Взобравшись на предпоследний ряд шаров, Степан понял, что может встать во весь рост. Четыре шара основания соединяла прочная каменная платформа, на которой покоился самый верхний и самый большой металлический шар. Теперь Степан стоял прямо перед ним. На шаре не было заметно ни единой трещины или щели.

Похоже, подъем не имел никакого смысла. А на что он, собственно, надеялся? На то, что перед ним распахнется дверь и неведомые добрые дяди, те самые, что ждали здесь его появления многие тысячи лет, с восторгом примут его в свои объятия?

Разочарование оказалось слишком сильным. Он сел на каменную платформу, свесил ноги и постарался привести в порядок скачущие мысли. Во все стороны отсюда открывалась беспредельная равнина с мелкими озерами, болотами, речками, зарослями. Он видел все это маленьким и далеким. Предметы казались условными обозначениями, нанесенными на гигантскую карту.

Голова кружилась от бессмысленности затеянного им предприятия, от высоты, от усталости, оттого, что все оказалось бесполезным, что в гладкой несокрушимой металлической поверхности он не сможет найти решения загадки, ради которого целый день карабкался на эту немыслимую высоту, а ведь еще предстоял путь вниз.