— Неконтролируемый процесс, — вмешалась в разговор Кира. — Наш начальник отдела матобеспечения всегда говорил, что такие процессы невозможно контролировать. Вы дергали за веревочки и смотрели что получится?
— Хуже, Кира, — сказал Денис. — Они дергали за веревочки, зная, что ничего у них не получится. Новое пари. Случайность. Авось. Русская рулетка. У вас в Параллели знают, что такое русская рулетка?
— Вы преувеличиваете, — Извечный изобразил лицом укоризну. — Сначала мы были уверены, что нашли панацею! Развести миры, порвать струны, которые их соединяют. А потом, когда стало понятно, что каждая порванная струна — это новые проблемы, а остановить процесс невозможно…
— Вы все бросили на произвол судьбы, — закончил за него Денис.
— Опять ошибка, — сказал Сергей Борисович. — Мы не бросили, мы разочаровались в решении, и тогда я все поставил на вас, Денис Николаевич. А остальное… Остальное получилось случайно.
— Вот врете же! — скривился Денис, не скрывая неприязни. — Зачем? Инициация тоже была случайной. Мы с Кариной оказались в ненужном месте в ненужное время, просто подвернулись под руку, когда вы крушили три мира своей панацеей. Ничего вы не планировали, мудрецы херовы, ничего! Случайность!
— Не бывает случайностей! Но если бы и она? Какая разница? — рот-ящик растянулся в улыбке, высокий лоб пошел морщинами. — Вместо трех нестабильных миров мы получили один стабильный, ваша любовь смогла соединить лед и пламень воедино. Звучит романтично, но за любой романтикой всегда стоит физика, и вы использовали ее на все сто. Жаль, конечно, что в результате вы потеряли способности Творца, но зато показали нам путь. Все хорошо, что хорошо кончается… Бросьте обижаться…
— А мы не обижаемся, — сказала Кира. — Мы прощаемся с иллюзиями.
— Давно пора, — вздохнул Извечный, вставая. — Те, кто живет вечно, не обязательно умны и добры. Вы — добрее. Когда жизнь конечна, все чувствуешь по-другому.
Он обвел взглядом стоящих возле него.
— Не смотрите на меня так, я хорошо помню, каким был раньше, но не тоскую об этом. У вас остается мир без чудес, без вечности и без возможности перемещаться между мирами, но и это совсем неплохо, поверьте. Люди должны жить, как люди, если они не хотят превратиться в нас.
Захрустел песок, и из валунов вышел Новицкий.
Он походил на Щорса из известной песни: с криво намотанной повязкой на голове и в порванной куртке.
Под мышкой у него помещался неизменный потертый портфель.
Кстати, подумал Денис, я обещал его спереть, и сопру. Сегодня же! Что он в нем таскает? Спит он тоже с ним?
— Я что-то пропустил? — спросил Новицкий, озираясь.
— Ничего, о чем стоит сожалеть, Алекс, — отозвалась Карина, нарушая молчание.
— Шевчук в дом зовет, — сообщил издатель. — Говорит, что перед обедом нужно обязательно выпить… и я его целиком и полностью поддерживаю! Стоп! Не понял? А где Сергей Борисович? Он же только что был здесь!
Карина вздохнула, чуть закатив глаза:
— Он улетел… И пусть лучше не возвращается!
Новицкий оглянулся, явно разыскивая глазами вертолет, но вертолета не было, только возле валуна виднелась прислоненная к камню трость. Или это была ветка?
Алекс сморгнул. Наверное, ему показалось.
И они пошли к дому.
И в прямом, и в переносном смысле — не только к уцелевшему в катастрофе особняку Шевчука, а к своему новому дому, пристанищу трех миров, в котором нет места вечности, но зато остались любовь, дружба, ненависть, привязанность и нежность…
Все что делает человека человеком — существом, меняющим Вселенную в краткий миг между рождением и смертью.
Черный песок хрустел под их ногами. Пахло можжевельником и зеленью, туман плавился от солнечного света и стекал по склону, цепляясь за сиреневые пятна цветов гортензии.
— Будет дождь, — сказал Денис, принюхиваясь. — Слышите запах? А вот и тучки!
Он показал на гирлянду темных облаков за севере, явно брюхатых грозой.
— Тогда давайте быстрее, — заторопился Новицкий. — Пока не накрыло! Мясо придется жарить на улице, мы разморозили кусок.
Они обошли невысокую гряду из базальтовых валунов и зашагали к перекошенной коробке, которая вчера еще стоила не один миллион долларов. На остатках многострадальной площадки у бывшего бассейна ярко пылал костер. Беленький и Мамочка приветственно помахали им руками.
У самого конца тропы Давыдов-младший остановился и присел, завязывая шнурок. Денис потрепал его по волосам, и сын улыбнулся ему в ответ.
— Догоняй, младший!
— Я сейчас, папа.
— Давай, давай! Скоро будем прятаться, чтобы не намокнуть!
— Дождя не будет, папа, — сказал Мишка, затягивая узел.
— Это ты мне рассказываешь? — ухмыльнулся Давыдов. — Я в Африке шаманам дождь предсказывал и ни разу не ошибся!
— Мама говорит, что ошибся.
— Гм… Ну, может, разок… Ну от силы два… Но сегодня я тебе точно говорю — дождь будет! Хочешь, поспорим?
— На что?
— Я сегодня добрый. Например, ты дома два месяца складываешь посуду в посудомойку и выносишь мусор, если я прав.
— А если ты не прав?
— Тогда, — Давыдов задумался на миг. — Тогда я покупаю тебе Плейстейшн 4.
— То есть, — сказал Мишка, — ты НАМ покупаешь Плейстешн 4.
Он покачал головой.