Чужие сны

Страна нуждалась в твердой руке, мгновенном принятии решений, распределении достаточно ограниченных ресурсов. Время на игры в демократию закончилось давным-давно, и социальные лифты отключились сами по себе, за ненадобностью — сиди на своем уровне и не чирикай. Кто надо заметит кого надо. Единственное, что могло вознести человека из трущоб к благополучию и рычагам власти буквально ракетой — это наличие джамп-гена. Прыгай и умри во благо общества. Этот лифт работал исправно — свежеиспеченные джамперы, у которых в активе не было ничего, кроме рецессивного гена, жадно вцеплялись в дарованные свыше житейские блага и с надеждой думали, что это навечно. Но вечность заканчивалась после десятка прыжков, а то и еще раньше.

И как именно она заканчивалась, Кирилл не хотел даже вспоминать.

Термометр бортового компьютера «колибри» показывал 48 по Цельсию, но в салоне было прохладно, и заряд батарей оставался почти максимальным, хотя Кирилл, подвозя Марину-Селину к дому, где она жила, прохватил по Кольцу на скорости под двести.

Солнечные элементы на крыше кара теперь успевали подзаряжать батареи на ходу, и это понимающего суть процесса Давыдова вовсе не радовало. Еще три года назад на то, чтобы проделать этот путь, сан-кару понадобилось бы процентов шесть емкости элементов, сейчас же счетчик заряда показывал 99 % емкости.

Уменьшение времени на перезаряд означало одно: интенсивность излучения, накачивающего батареи дармовой энергией, росла с каждым днем, а, значит, скоро от солнечной радиации не будут спасать ни искусственные облака, ни стекла с отражающей пленкой, ни специальные кремы, и останется лишь два пути — уйти под землю (что проблему не решает, а лишь оттягивает неизбежную миграцию на север) или уйти на север сразу же, что даст возможность миру агонизировать еще лет двадцать, но, в сущности, тоже ничего не изменит.

Их цивилизация медленно сгорала в лучах безжалостного солнца. Спасти ее могло только чудо или джамп-программа. Теоретически, божественное вмешательство и успех джамперов можно было считать равновероятными событиями.

Давыдов свернул с Радиала, развернулся направо под виадуком и, пропустив цветную каплю сити-экспресса, выехал на Цветущие аллеи. Теперь это название выглядело издевательством — бетон, пластиковые кусты, искусственные пальмы, синтетическая трава, но Кирилл видел фото двадцатилетней давности — тогда аллеи действительно цвели. Увы, от кустов белой и розовой камелии не осталось и следа, как, впрочем, и от итальянских каштанов, что еще недавно росли здесь в изобилии.

Приземистое здание центра показалось справа, дистанционно считавшая код с карты доступа автоматика распахнула ворота, и «Колибри», прошуршав шинами по подъездной аллее, скользнул в приоткрытый зев подземного гаража.

В паркинге царили полумрак и прохлада, и Кирилл невольно поежился. Здесь воздух едва ли прогрелся до 30 градусов: даже после кондиционированного салона автомобиля подземелье казалось нежарким.

Давыдов нырнул в лифт, вставил идентификационную карту в приемник и приложился глазом к сканеру. Раздался приятный звон, и зеркальная кабина обрушилась вниз (как и все построенные в последние годы здания, Центр зарылся в землю, словно обезумевший от солнечного света крот). Через полминуты Кирилл вышел из лифта в холл, прошел еще одну процедуру опознания, на этот раз генетическую, и наконец-то вошел в свой отдел: за его спиной бесшумно замкнулись массивные бронированные плиты.

Он успел вовремя.

Увидев Кирилла, Крыс приветливо (как умел) улыбнулся, взмахнул рукой и громко сказал:

— Все в сборе наконец-то. Садитесь.

Давыдов прикинул количество джамперов в зале и понял, что сегодня шеф собрал шесть групп недельного дежурства — четыре действующих и две резервных. Не то чтобы ЧП, но явно внештатная ситуация — иначе весь наличный состав в Центр не загоняют. Крыс, несмотря на мерзкий характер, был заботливым командиром и давал людям отдохнуть. Кирилл, например, сегодня по всем понятиям должен был отсыпаться. Однако, как сказал бы Крыс, обстоятельства…

Кивая направо и налево, пожимая протянутые руки, раздавая улыбки, Кирилл пробрался в свой любимый угол, где его уже ждали Лоскуток — Толик Лоскутов (38 лет, 12 джампов, холост) и Мамочка, которого по документам звали Валерой Ивановым (44 года, 14 джампов, женат).

— Привет, — поздоровался Мамочка, сжимая Кириллову кисть своей лапищей. — Как ты? Очухался?

— Почти, — Давыдов, сел. — Но не совсем…

— А меня все еще трусит, — признался Лоскуток. — Прямо типает… Это Мамочке — все как с гуся вода.

— Брось, — отмахнулся Мамочка. — Вечно ты в трагедии! Все закончилось благополучно. Все живы-здоровы и вернулись после прыжка. Да о таком только мечтать можно! Никто из нас даже не пострадал!

— Печень пострадала, — буркнул Кирилл. — Моя печень. Я вчера нажрался в хлам. Так что сегодня я на таблетках, зол и мечтаю перерезать кому-нибудь глотку. Кто-то знает, зачем Крыс нас собрал?

Лоскуток вопросительно посмотрел на Мамочку и в недоумении пожал плечами.

— Ну, чего нас зря собирать, Кир. Брифинг — это почти всегда джамп.