Чужие страсти

С каждым разом Консепсьон ненавидела себя больше и больше за то, что верила ему, хотя понимала, что он беззастенчиво лжет. Но после рождения Милагрос все изменилось. В тот миг, когда Консепсьон впервые увидела свою малышку, любовь, которую она испытывала к мужу, перенеслась на этот драгоценный крошечный сверток, ставший ее благословением после стольких лет несчастья. О, она знала, что Густаво по-своему пытался стать таким мужем и отцом, каким всегда клялся быть. Но пьянство уже накрепко вцепилось в него своей дьявольской хваткой. В конце концов остались только его обещания бросить пить, а потом он и вовсе перестал возвращаться домой.

Но теперь ее дочки, которая заполняла зияющую пустоту внутри нее, тоже не стало. Вот почему Консепсьон была полна решимости преодолеть это суровое испытание. Она лишь боялась, что, если умрет здесь, в этой ужасной пустыне, ее душа никогда не найдет покоя. Она обязана жить, пока не осуществит то, что задумала, и только после этого готова с радостью встретиться с Создателем.

Ее мысли были прерваны воплями Гвадалупе Рейес.

— Это все бесполезно! — кричала та. — Мы даже не знаем, в ту ли сторону мы идем. Мы все погибнем здесь! — Ее тело постепенно распухало, тогда как ее попутчики все больше и больше высыхали. Лицо Гвадалупе с натянутой блестящей кожей напоминало большой водяной пузырь, который вот-вот лопнет.

Консепсьон долго слушала эти причитания, а потом не выдержала и резко произнесла:

— Если ты собираешься умирать, тогда поторопись, чтобы побыстрее покончить с этим, и оставь нас в покое!

Гвадалупе ошеломленно умолкла.

Голос в ее защиту подал Альберто Варгас.

— Она права, — устало сказал он. — Как знать, может быть, мы просто ходим кругами. — Куда только подевалась та уверенность мачо, с которой он ранее взял на себя командование. От изнеможения и упадка духа плечи его обвисли, голова поникла.

— Мы знаем, что запад — там. — Консепсьон указала в сторону далеких холмов, над которыми сейчас сверкало солнце. — Значит, если мы будем идти в этом направлении, то рано или поздно обязательно выйдем на дорогу. — Она знала, что сейчас они находятся в Калифорнии, в месте, где машина есть у каждого, а у некоторых — даже по две или три, как ей рассказывали. А там, где есть машины, обязательно должны быть шоссе.

— Да, но сколько еще мы сможем пройти без еды и питья? — спросил юный Сантос.

— Мы уже смогли дойти сюда, — напомнила Консепсьон. — Будет на то Божья воля, преодолеем и остальную часть пути.

— А как же моя жена? Это тоже была Божья воля? — спросил Эрнесто. — Безвинная женщина, которая отдала бы последнюю каплю воды, чтобы спасти кого-то еще… — Он смотрел на Консепсьон почти с укоризной.

Она снова вспомнила о Милагрос. О своей веселой, добросердечной девочке, жизнь которой оборвалась так преждевременно.

— Вряд ли мне удастся объяснить тебе… — Она говорила с Эрнесто, как мать говорит со своим ребенком — твердо, но с участием. — Я только знаю, что если мы потеряем веру, то действительно погибнем.

Несмотря ни на что, они все-таки нашли в себе силы, чтобы продолжить путь. Спотыкаясь и падая, путники брели по голой равнине, поросшей низкорослым кустарником, продирались сквозь заросли фукьерии[63]

и чольи[64], после чего на их телах оставались кровоточащие раны. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем пустыня сменилась местностью, в которой появилась какая-то растительность и было больше холмов. Теперь, карабкаясь по усыпанным валунами склонам, они уже меньше боялись наткнуться на гремучих змей, прятавшихся в расселинах скал. Ну и что, если змея их ужалит? В этом случае смерть просто придет немного раньше.

В полдень они остановились на отдых у высокого нагромождения камней, где была хоть какая-то тень. Пустив по кругу последнюю пластиковую флягу, в которой воды оставалось на самом дне, каждый сделал по одному осторожному глотку. Когда солнце спряталось за горизонтом, они снова двинулись в путь; несмотря на полное изнеможение, Консепсьон старалась подбадривать земляков идти вперед.

Они поднимались на крутой склон, когда она услышала звук, похожий на шум бегущего потока воды. Другие тоже услышали это; несколько человек упали на колени с возгласами радости, тогда как более практичные, включая и Консепсьон, поспешили проделать оставшийся путь до вершины холма, чтобы как можно быстрее достичь благословенной воды, которая, как им казалось, находилась по другую сторону.

Но когда они выбрались на гребень, никакой воды там не было. Зато они увидели кое-что получше: скоростное шоссе. Шелестящий звук, который они услышали, исходил от проносившихся на высокой скорости автомобилей.

Консепсьон упала на колени, посылая Богу горячую благодарственную молитву. Самый молодой, Сантос, шатаясь, с исступленными хриплыми криками устремился вниз по склону. Возможно, ему бы удалось привлечь внимание проезжавшего водителя, если бы Альберто Муньос, пожилой мужчина, сохранивший здравый ум, не побежал за ним и не свалил его на землю.