Напрасно возмущался новоиспеченный политик национал-патриотического толка Чем Узан на голубом глазу семейных телеканалов: «Ракофф — антитурецки настроенный судья!», «Англичане ведут себя так, будто управляют миром!» Машина уничтожения была запущена, и уже ничто не могло ее остановить.
Смертельный удар Узанам был нанесен там, где они меньше всего его ожидали, — со спины! 14 февраля 2004 года премьер-министр Речеп Эрдоган распорядился об аресте и конфискации имущества всех 219 компаний Узанов, коммерческая деятельность которых была расценена как угроза национальной безопасности страны! Патриарх Кемаль и сын Хакан подались в бега — империя Узанов прекратила существование!
Кирдык
Никак не удавалось понять: откуда же берутся на свете такие «бизнесмены» и такие «бизнесы»? Речь ведь идет не о частной турецкой семье, а о могучей тенденции, которая гнилым пустоцветом пронизывает и уродует все рынки неофитов капитализма — от России до Индонезии. Сколько ни размышлял на эту тему, ничего более убедительного, чем давно полюбившаяся теория «корпоративной генетики», не сыскал. Вот и в нашей сегодняшней истории: патриарх семейного клана Узанов Кемаль был сыном боснийского крестьянина, эмигрировавшего в Турцию накануне Первой мировой войны!
Примечания
1
Доля «Нокиа», с которой Узаны вели параллельно точно такую же игру, что и с «Моторолой», уменьшилась с 7,5 до 2,5%.Шведская иллюзия
Опубликовано в журнале "Бизнес-журнал" №3 от 10 Марта 2009 года.
К «шведскому опыту» администрация Барака Обамы апеллирует постоянно. А как же иначе? Вот она, история удачного выхода из тяжелейшего финансового кризиса, который охватил скандинавскую страну в начале 90-х годов прошлого столетия! Поначалу казалось, что Белый Дом собирается использовать «шведский опыт» при разработке собственной концепции т. н. «плохого банка» (bad bank) в позитивном ключе, то есть, если уж не заимствует в полном объеме, то хотя бы возьмет на вооружение главное положение шведской стратегии — потребует от банков в обмен на санацию покрыть убытки в первую очередь за счет акционерного капитала. Но обнародование деталей «плана Гейтнера» развеяло иллюзии. «Шведская модель» понадобилась администрации исключительно для роли общественного пугала.
Дружными усилиями СМИ в сознание нации внедрили параллель между «шведским опытом» и «национализацией», эдаким экономическим большевизмом, на который и реакция последовала однозначная: «Слово «национализация» в американском словаре не числится. Национализация — это то, что с нами делают иностранцы, а не то, что мы добровольно делаем сами с собой»1
.Поскольку «план Гейтнера» смотрится полной калькой «плана Полсона», можно предположить, что сегодня в Америке разыгрывается не шведский, а японский сценарий — тот самый, что на протяжении всех 90-х поддерживал в коматозном состоянии банки Японии (легендарное «потерянное десятилетие»). Но неужели идеологическая аргументация столь принципиальна для американских властей, что заставляет отказаться от успешного сценария в пользу заведомо проигрышного? Верится с трудом.
Сомнения эти подтвердились: внимательное изучение исторических подробностей «шведского опыта» выявило целый ряд весьма забавных обстоятельств. Во-первых, комплекс мер по разрешению тройного кризиса — производственного, банковского и валютного, задействованный в 1991–1994 годах правительством Карла Бильдта, был целиком и полностью заимствован из... американского опыта! Эти меры не только вытекали из теоретических разработок американских ученых-экономистов, но и координировались американскими советниками и экспертами. Что, в общем-то, не удивительно: в начале 80–х Швеция энергично адаптировала неолиберальную модель монетаризма, основанную на доминировании в экономике банковского капитала. Поэтому американские отцы-учредители были кровно заинтересованы в успешном разрешении эксперимента с подопытным кроликом.
Во-вторых, масштаб государственного вмешательства в частные банки Швеции безмерно преувеличен: так, санации подверглись лишь три (!) банка — Nordbanken, F.o.rsta Sparbanken и Gota Bank. Львиная доля прямых денежных инвестиций пошла в Nordbanken, в котором еще до начала кризиса доля государства составляла 70%! F.o.rsta получил от государства кредит в 1991 году, Gota — в 1992-м. В обоих случаях речь шла не о каком-то системном кризисе, а о неспособности банков удовлетворить государственное же требование поддержать 8-процентный минимум оборотного капитала.
Четыре остальных крупнейших банка Швеции — F.o.reningsbanken, S-E-Banken, Swedbank и Svenska Handelsbanken — предусмотрительно отказались от «дружественной руки помощи», протянутой государством, изыскав возможность повысить оборотные средства за счет внутренних резервов (акционеров) и частных инвестиций.