был заполнен иностранными туристами и московско-ленинградской элитой: актеры, актрисы, художники, дипломаты, чиновники высоких рангов в дорогих дубленках и шубах, армейские полковники и генералы в серых каракулевых папахах и вездесущие кагэбэшники. Двое таких гэбэшпиков следовали за мной по пятам, но я спокойно шел вдоль красных вагонов к вагону № 5.
Пушистый московский снег мягко падал на букет бледно-розовых гвоздик, которые я нес Вирджинии. Мои «телохранители» даже не подозревали, что именно в этом букете находится ключ всей операции: на красивой открытке с малозначительными пожеланиями счастливого путешествия есть две цифры: «6» и «3» – номер вагона и купе, в котором будет ехать из Ленинграда полковник Юрышев.
Но пять дней назад мне пришлось потрепать нервы моим розовощеким «архангелам». Тогда я подъехал на своем «вольво» к большому угловому гастроному на Смоленской площади, который одной стороной выходит на Арбат, а другой – на Садовое кольцо. На виду у своих стражей я вошел в гастроном со стороны Арбата, смешался с толпой, которая стояла тут тремя очередями за сосисками, огурцами и водкой, занял очередь за огурцами и, убедившись, что мои ленивые «архангелы» сидят в своей машине возле моего «вольво», быстро вышел из гастронома на Садовое кольцо. Тут меня ждала в «фольксвагене» моя жена Люси. На заднем сиденье ее машины лежала бутылка «Сибирской». Я сунул бутылку в карман пиджака и через три минуты на площади Маяковского на всякий случай пересел в такси, за пять рублей доехал до Ленинградского вокзала. В кассовом зале пришлось семнадцать минут отстоять в очереди за билетами – это было, пожалуй, самое «нервное» время. «Пожалуйста, двухместное купе из Ленинграда в Москву на «Стрелу» на 15 ноября. Желательно шестой вагон. Сдачи не надо». Вместо 37 рублей за два билета я протянул кассирше сорок пять, и это решило проблему в минуту.
Еще раз убедившись, что за мной нет слежки, я купил в газетном киоске конверт и марку, написал на конверте «Кировская область, заповедник «Разбойный бор», леснику Аникину для Юрышева», вложил билеты в конверт и опустил конверт в почтовый ящик. Эту нехитрую операцию мы обговорили с Мак Кери еще в Стокгольме, но в Москве для иностранца даже такая мелочь, как свобода передвижения и свобода корреспонденции, часто становится почти неразрешимой проблемой.
Еще через 12 минут, дважды сменив такси, я был на Смоленской площади, вошел в гастроном со стороны Садового кольца и наткнулся на моих растерянных и злых «архангелов», которые уже рыскали по всему магазину, не понимая, куда я подевался. Бутылка водки, которая торчала из моего кармана, успокоила их – они решили, что я стоял в очереди за водкой, а теперь ищу свою очередь за огурцами. Конечно, они были удивлены – ведь я могу без всякой очереди купить и водку, и огурцы, и другие продукты в недоступном для простых советских граждан валютном магазине «Березка». Поэтому я вытащил из кармана блокнот и стал интервьюировать окружающую меня очередь за огурцами. «Я американский корреспондент. Сколько раз в неделю вам приходится стоять в очереди за продуктами?» – спросил я высокую старуху. Старуха испуганно отшатнулась от меня, не ответив. Я повернулся к мужчине в кроликовой шапке. Тот же вопрос, и – та же реакция. Советские граждане боятся вступать в контакт с иностранцами, тем более отвечать на такие «скользкие» вопросы, да еще публично. За спинами людей, стоявших в очереди, я увидел, как мои обозленные «архангелы», сообразив, что я собираю в этом магазине материал для очередной «клеветнической» статьи о советской жизни, метнулись в кабинет директора магазина, и через минуту продавщица вдруг объявила из-за прилавка: «Все! Огурцы кончились!» Очередь зашумела: «Как? Почему раньше не объявили?!» – но продавщица, не обращая внимания на эти крики, смешанные с многоэтажным русским матом, просто ушла от прилавка внутрь магазина, в служебное помещение. Матерясь, очередь разошлась.
Выйдя из магазина к своей машине, я увидел, что два ее задних колеса спущены, а мои «архангелы» сидят, недобро усмехаясь, в своей черной «Волге». В наказание за мою попытку взять интервью у стоящих в очередях за продуктами советских граждан гэбэшники прокололи колеса моей машины. Теперь придется месяца два демонстрировать им свою лояльность, иначе какие-нибудь «хулиганы» будут уродовать машину каждую ночь».