— Ты сам никогда не понимал, в чем заключается суть обаяния, Лоуэл, и это величайшее твое несчастье. Будь добр, прикажи, чтобы в гостиной поставили еще один чайный прибор. — Она демонстративно отвернулась от сына. — Не присоединитесь ли к нам, мистер Монк? Возможно, моя невестка не откажется вам помочь. Она была знакома со многими приятелями Джосселина. Кроме того, женщины зачастую бывают весьма наблюдательны по отношению к другим женщинам, особенно тогда… — она помедлила, — когда речь идет о душевных склонностях.
Не дожидаясь ответа и не обращая внимания на Лоуэла, леди Фабия повернулась к двери и застыла на месте. Лоуэл помешкал всего секунду, затем подошел и открыл перед матерью дверь. Она переступила через порог, так и не удостоив сына взглядом.
За столом воцарилась напряженная атмосфера. Розамонд была сильно удивлена тем, что полицейский допущен к чаепитию, словно джентльмен. Даже служанка была явно смущена. Вероятно, на кухне ей уже шепнули о роде занятий их нежданного гостя. Монк вспомнил об Ивэне: интересно, удалось ли ему хоть что-нибудь выяснить?
Когда служанка удалилась, расставив чашки и блюдца, леди Фабия, избегая встречаться взглядом с Лоуэлом, начала ровным негромким голосом:
— Розамонд, дорогая, полиция желает знать как можно больше о светской жизни Джосселина перед самой его гибелью. Круг его знакомств известен тебе лучше, чем остальным. Скажем, кто особенно настойчиво им интересовался?
— Вы меня спрашиваете?
Или Розамонд была удивлена сверх меры, или она была более искусной актрисой, нежели казалось Монку раньше.
— Конечно, тебя, дорогая. — Леди Фабия протянула ей оладьи, но Розамонд не обратила на это внимания. — Ведь я с тобой разговариваю. Разумеется, я спрошу и Урсулу.
— Кто такая Урсула? — вмешался Монк.
— Мисс Урсула Уодхем, она помолвлена с моим вторым сыном Менардом. Позвольте мне самой задавать вопросы. — Она снова повернулась к Розамонд. — Итак?
— Я не помню, чтобы Джосселин был с кем-то особенно близок…
Розамонд была смущена, словно речь зашла о чем-то для нее глубоко личном. Разглядывая ее лицо, Монк невольно предположил: а не была ли она сама влюблена в Джосселина? Тогда стало бы понятно нежелание Лоуэла затрагивать эту тему. Интересно, зашло ли дело дальше простой симпатии?
— Я спрашиваю не об этом. — Терпение леди Фабии было на исходе. — Меня интересует, не добивался ли кто-нибудь близости с Джосселином, хотя бы в одностороннем порядке.
Розамонд вскинула голову. На секунду Монку показалось, что она сейчас вспылит, — но лишь на секунду.
— Нора Партридж относилась к нему с особой нежностью, — медленно проговорила она, тщательно подбирая слова. — Но это вряд ли новость. И потом, я плохо представляю себе сэра Джона, замышляющего убийство. Он, конечно, любит Нору, но не до такой же степени!
— А ты более наблюдательна, чем я думала, — с некоторым удивлением вынуждена была признать леди Фабия. — Но в мужчинах ты, моя дорогая, не разбираешься. Кроме любви существует еще и ревность. — Она повернулась к Монку. Ему, между прочим, оладьи так никто и не предложил. — С него и начните. Сомневаюсь, чтобы Джон Партридж мог убить кого-то, да еще и с помощью трости… — Лицо ее снова на миг застыло. — Но у Норы были и другие поклонники. Она довольно экстравагантное создание, причем подчас весьма безрассудное.
— Благодарю вас, мэм. Есть ли, по-вашему, еще какие-либо варианты?
Весь следующий час они обсуждали романы Джосселина, но Монк уже слушал вполуха. Его интересовали не столько сами факты, сколько отношение к ним окружающих. Джосселин явно был любимцем матери, и если отсутствующий средний брат Менард похож на Лоуэла, то в этом нет ничего удивительного. Но чувства чувствами, а законы гласят, что наследником денег, земель и титула становится старший сын, то есть Лоуэл, ее первенец.
Сам Лоуэл по преимуществу помалкивал, зато Розамонд старалась угодить свекрови, которую она явно почитала гораздо больше, чем собственного мужа.
К своему огорчению, Монк так и не встретился с леди Калландрой Дэвьет. Ему было бы любопытно послушать, что она скажет по этому поводу.
Монк поблагодарил хозяев, извинился, что отнял у них столько времени, и пошел искать Ивэна, после чего оба направились в деревню — отведать пинту сидра перед отъездом в Лондон.
— Ну что? — спросил Монк, стоило им отойти подальше от усадьбы.
— Ах! — Ивэн захлебывался от восторга. Шаги его были непривычно стремительны; он шлепал по лужам, совершенно не заботясь о своей обуви. — Это что-то потрясающее! Никогда раньше не бывал в таких дворцах! Мой отец, как вы знаете, был священником, и в детстве я навещал с ним многие дома. Но такие… Боже правый, я бы со стыда сгорел, если бы мне пришлось наблюдать хоть часть того, что видят здешние слуги. Хозяева, похоже, считают, что у них работают слепые и глухие!