Чужое счастье

Теперь Марк понял, почему он почувствовал к Анне такое влечение. В ней не было привычной фальши; он видел ее настоящую. Он опустил взгляд на ее руки, лежавшие на коленях. Ногти уже не были изгрызены до кожи. У нее мягкие и нежные руки, маленькое колечко с опалом, которое Анна нервно теребила, было их единственным украшением. Марк почувствовал, как что-то оборвалось в его душе, и понял, что хочет преодолеть то небольшое расстояние, которое было между ними, и взять ее руки в свои.

— Моя жена… — Он замолчал. Ему было тяжело возродить воспоминания, которые в часы бодрствования он изо всех сил пытался подавить. — Она была… она… адвокат. Мы всегда шутили, что окончить спор в нашем доме можно лишь в том случае, если один из нас уснет. Она была такой пылкой, отстаивая свои убеждения. Это одна из причин, почему я ее полюбил.

Марк представил себе Фейс за рабочим столом, в ее маленьком кабинете в фонде по защите прав женщин и детей. Не то чтобы она обращала много внимания на окружающую обстановку; она могла бы работать и в картонной коробке на тротуаре… Единственным, что имело для нее значение, были ее клиенты — бедные женщины, в основном матери-одиночки, для которых она неутомимо боролась со всеми — от отцов-неплательщиков до службы миграции и натурализации. Не было расстояний, которые бы Фейс не решалась преодолеть, и для Марка привычным стало то, что она могла вернуться с работы поздней ночью, предварительно заехав в бар, — и неожиданно натолкнуться на растянувшегося на диване под одеялом мужа.

— Как долго она так жила? — Анна посмотрела на Марка с состраданием.

— По-моему, всегда.

Она сочувственно вздохнула.

— Я знаю, что вы чувствуете. Самое худшее то, как это накапливается в тебе. Вместо того чтобы сразу смириться с утратой близкого человека, ты теряешь его по частям. Иногда мне хочется накричать на свою мать, как будто это она виновата в том, что ничего не помнит. Потом я себя за это ненавижу.

Ее откровенность придала Марку сил, и через некоторое время он заговорил спокойно.

— Сначала в отношении Фейс нельзя было сказать ничего определенного, — продолжал вспоминать он. — Просто много мелочей. Ее несвязные комментарии. То, как она временами на меня смотрела, как будто думала, что я не в состоянии ее понять. Затем она помешалась на соседях.

— В каком смысле?

— Она была убеждена в том, что они за нами шпионят.

Анна кивнула.

— Моя мама иногда вбивает себе в голову, что мой отец хочет ее избить — это при том, что он умер уже почти двадцать лет назад. У нее на лице появляется этот окаменелый взгляд, и я клянусь, что мне нужно взглянуть через плечо, чтобы убедиться, что его там нет.

— Страх настоящий, даже если демонов нет.

— Больше всего я ненавижу то чувство, когда… когда… — Анна сжимала и разжимала руки. — Когда кажется, что я нахожусь перед закрытой дверью и, как бы я ни старалась, не могу попасть внутрь. Вы когда-нибудь испытывали что-нибудь подобное?

— Все время.

Имела ли Анна хоть малейшее представление о том, как привлекательно она выглядела? Наверное, нет. Из разговоров с ней Марк узнал, что она очень комплексовала из-за своих объемов, которые, по ее мнению, превышали норму. Но чистота ее сердца, которую он редко видел в ком-либо, кроме детей, делала ее куда привлекательнее, чем Моника.

Доктор Феллоуз, основатель и директор «Патвейз», безусловно, неодобрительно посмотрит на его добровольное предложение помочь Анне выбрать дом престарелых для ее матери. Он обязательно поинтересуется тем, руководствовался ли Марк скрытыми мотивами. И в момент нерешительности, который последовал за его импульсом, Марку и самому стало это интересно. Но он не искал возможности затащить Анну в постель. Кроме того что это было бы нарушением профессиональной этики, Марк не хотел бы причинить ей боль. Анна не походила на Натали — его нынешнюю подружку, которой было все равно, что он женат, и которая не хотела бы большего, даже если бы он оказался свободен.

Система двусторонней связи запищала, тем самым избавив Марка от дальнейших мыслей по этому поводу.

— Моника здесь, — сообщила Синди. — Ее сестра с вами? — У нее был напряженный голос. Несомненно, Моника, как всегда, скандалила, и Синди не терпелось поскорее избавиться от нее. Вчера Марк слышал, как Синди за глаза назвала Монику «Ее Величество Заноза в Заднице».

— Скажи ей, что мы выйдем к ней через минуту. — Марк не мог не чувствовать себя удрученным. Моника была крепким орешком. Даже после месяца ежедневных групповых сборов, сеансов с глазу на глаз, собраний групп анонимных алкоголиков, прогресс, который в ней наблюдался, был в лучшем случае небольшим.