Чужой друг

Мужчина отворил ногой стеклянную дверь и встал рядом с нами у лифта. Он внимательно посмотрел на меня. Я также молча уставилась на него. Лицо у него было неправильным, будто составленным из двух разных половин. Смешная шляпа. Пожалуй, дело было даже не в ней, а в том, как он носил ее.

Подъехал лифт, и мы вошли в кабину. Я встала у двери. Старая женщина втиснулась рядом, мне это было неприятно. Я просунула между нами сумку. Мужчина стоял за мной. Вдруг раздался короткий отрывистый визг, будто наступили на лапу собаке. Фрау Лубан вцепилась в мою руку. Я убрала руку и обернулась. Мужчина в фетровой шляпе стоял, прислонившись к задней стенке, и со скучающей миной глядел на световой указатель с номерами этажей. Мы улыбнулись друг другу. Когда лифт остановился, мужчина вежливо откланялся и придержал перед нами дверь.

Вечером Генри пришел ко мне. Я уже лежала в постели, когда раздался звонок. Я набросила халат и открыла дверь. Держа в руках дымящуюся кастрюлю, Генри попросил ему помочь. Уже поздно, и мне пора спать, ответила я. Он пожаловался, что еще ничего не ел, а его стряпня (он показал кастрюлю) совершенно несъедобна. Генри решительно прошел в комнату. Он уселся в кресло и принялся разглядывать фотографии на стенах. Стоя в дверях, я повторила, что устала и хочу спать. «Я вас долго не задержу. Поем — и сразу уйду», — сказал Генри. Пришлось отправиться на кухню. Генри остался в кресле и продолжал говорить со мной из комнаты. Я накормила его. Генри просил, чтобы я посидела с ним. Но мне действительно хотелось спать. Он поинтересовался, сама ли я снимала и печатала фотографии. Мне было хорошо с ним. Даже усталость казалась просто легкой истомой. Я забралась в постель и слушала его с закрытыми глазами. Генри продолжал расспрашивать о фотографиях и о снятых пейзажах. Потом заговорил о комнате: все в доме обставляют квартиры одинаково. Комната маленькая, и сама планировка вынуждает ставить кровать сюда, а стол туда. Есть одно отличие, но и оно запрограммировано: если много книг, то нужен стеллаж. Его ставят у двери, тогда кровать передвигается к окну. Генри весело добавил, что при виде стеллажей на одних и тех же местах с теми же самыми книгами хочется пустить себе пулю в лоб. Я слышала его голос, и меня охватывала приятная дремота. Генри встал, прошелся по комнате, посмотрел в окно и вернулся к столу, чтобы выпить. А я лежала в постели и следила за ним. Вдруг Генри заметил в углу золотые босоножки на высоком каблуке, которые привели его в неописуемый восторг. Он потребовал, чтобы я их немедленно надела.

Я сказала:

— Поели — и ступайте. Мне нужно выспаться.

Генри не обратил на мои слова ни малейшего внимания. Держа в руках босоножки, он продолжал расхваливать их. Потом Генри опять сел в кресло, закурил и стал смотреть в окно. Он спросил, люблю ли я выходить на балкон — сам он балконов терпеть не может.

— Боитесь высоты? — полюбопытствовала я.

— Нет, — покачал он головой. — Тут другое.

Генри заговорил обо мне, о том, возможно или невозможно взаимопонимание. Он задавал вопросы, на которые у меня не было ответа. А Генри только улыбался и пригубливал красное вино. Я не могла понять, расспрашивает он всерьез или шутит. Может, это было просто игрой, чем-то вроде теста, проверки. Вид у него был спокойный и веселый.

— Почему вы спросили о балконе? — вспомнила я. — Какая тут связь?

— Боюсь улететь, — улыбнулся Генри. — Можно и прозаичнее: боюсь свалиться прежде, чем со мной произойдет что-нибудь стоящее. Зачем-то ведь я живу? В невероятной истории моего появления на свет должен быть какой-то смысл. Вот я и жду.

Он забавлял меня.

— Жизненный опыт свидетельствует, что конец у подобных историй прост и зауряден. У вашей он будет не лучше, чего бы вы себе ни напридумывали.

— Да-да, — вздохнул Генри, — жизненный опыт. Только жизнь порою преподносит нам золотые босоножки.

— И вам этого достаточно?

— По крайней мере на сегодняшний вечер, — сказал он примирительным тоном. Потом спросил: — Ты действительно очень устала?

Я покачала головой, не зная, что о нем подумать. Да и не хотелось ломать себе голову. Генри сидел в кресле и курил. Потом он затушил сигарету и лег ко мне. Я слишком удивилась, чтобы возразить.

Спал Генри беспокойно и рано проснулся. Я хотела приготовить ему завтрак, но он шепнул, чтобы я не вставала. Генри тихонько поцеловал меня и ушел. Я снова задремала, а когда проснулась, то долго лежала в постели, стараясь сообразить, который час. Потом я вспомнила, как фрау Лубан подсматривает через дверную щелку за тем, что происходит в коридоре.

Я встала, приняла душ, поставила воду для кофе. Съездила вниз за почтой. В ящике лежала только газета. Когда я вернулась, кухня была полна пара. Я приготовила кофе и позавтракала в комнате. За завтраком я разговаривала сама с собой. Раньше мне было неприятно ловить себя на подобных разговорах. Теперь они мне не мешают. Даже как-то легче: играет радио и слышен человеческий голос. Не важно, что это мой собственный голос.