Чужой среди своих 3 (СИ)

Настроение… да так себе настроение, изрядно, я бы сказал, депрессивное. Не настолько, чтобы задумываться о петле или медикаментозном лечении, но из-за затянувшегося стресса аппетита у меня нет, а бессонницей хоть и не страдаю, но снится всякая дрянь и серая безнадёжность.

Адвокат только руками разводит, да иногда, найдя новую лазейку, приходит с документами, и тогда мы обсуждаем новую тактику, подписываем что-нибудь, да пьём чай с привезённым Алексеем Павловичем вафельным тортом. Берёт он, впрочем, столько, что мог бы приходить и с «Киевским», летая за ним в столицу пока ещё Советской Украины.

— Ладно, что это я… — проговариваю вслух, просто чтобы нарушить вязкую тишину, окутывающую нашу комнату какой-то серой паутиной. Не испытывая особого желания пить чай, напился тепловатой воды прямо из носика чайника, проверив предварительно, нет ли там насекомых.

А их вообще-то хватает… кошусь на очередного пруссака, выползшего на свет, и, привстав, давлю снятым с ноги тапком. Война эта, в силу разного понимания гигиены и санитарии жильцами бараков, почти безнадёжна, а намешанная мной отрава хотя и проредила усатое поголовье более чем на порядок, но окончательное решение вопроса, увы, невозможно.

Посидев чутка, полистал было учебники и англоязычных классиков, но — нет, не идёт… Потом, не зная, чем себя занять, побренчал на гитаре, и, пожав плечами, повесил её на плечо и вышел прочь.

Во дворе, с торжествующим видом победительницы, супруга дяди Коли, с примочкой на лице и тем блеском в глазах, который лучше всяких слов говорит, что домашний боксёр дал против себя козырь если не месяцы, то по крайней мере — на недели вперёд. Почему они, расходясь решительно чуть не по всем вопросам, не разошлись до сих пор, и живут, поедом грызя друг дружку, для меня загадка, но я — человек другого склада характера и менталитета, а местным всё ясно…

… всё как у всех. Не хуже, чем у других.

Постояв чуть в раздумьях, пошёл в сторону турников. Сейчас, в начале лета, там почти всегда кто-нибудь околачивается, не столько занимаясь спортом, сколько восседая на лавочках и корточках, грызя неизменные семечки, и, коротая время, ведут бессмысленно-социальные разговоры и прокачивают свой уровень в иерархии стаи.

Эта обезьянья иерархия пронизывает всё коммунальное бытие, и даже в футболе часто пасуют не тому, у кого лучшая позиция, а доминирующему представителю стаи, хоть бы даже и в ущерб игре. Всё это, разумеется, не думая, и если бы я решил вдруг за каким-то чёртом озвучить свои наблюдения, меня бы не поняли, не захотели понять, даже если свои выкладки я попытался бы доказывать с фактами и цифрами. Примат веры над разумом, как он есть…

— … офсайд! — слышно издали, — А я тебе говорю — офсайд!

Федька — лопоухий, хулиганистый мальчишка, из, как сказали бы в будущем, неблагополучной семьи, орёт, пуча глаза и брызжа слюной.

— Какой на фиг офсайд! — наскакивает противник, ничуть не менее ершистый.

Остальные не отстают, доказывая свою точку зрения, ибо в дворовом футболе важнее иногда не забить, а доказать, что ты забил! В какой-то момент, Федька, обернувшись и увидев меня, не задумываясь, выпаливает:

— Миш, ну хоть ты скажи! Офсайд же был, офсайд!

Смеясь, развожу руками — не видел, да и встревать в разборки мелюзги не по чину. Спор, впрочем, начал утихать.

— Посидеть пришёл? — поинтересовался один из мальчишек, жадно глядя на гитару, — Да? Я… я сейчас, за ребятами!

Р-разворот на месте, и, не дожидаясь моего ответа, он рванул так, что только брызнули из-под вытертых подошв мелкие камушки.

— Ага… — сосредоточенно сказал Федька, покосившись в сторону убежавшего гонца, — я тоже, это… схожу.

Киваю благосклонно — дескать, увидел и оценил. Оставшиеся спешат нагрузить меня важной информацией — о только что прошедшем футболе, об уехавшей вслед за мужем-военным «классухе», попробованном вчера томатном мороженом и так далее. Всё это, разумеется, по пацански — то бишь с неумелым и не всегда уместным матерком, плевками через щели в зубах и тому подобными изысками, которые в этом возрасте кажутся взрослыми и крутыми.

Минут через десять начали подтягиваться парни постарше — от мальчишек лет четырнадцати, в большинстве своём тощих, прыщеватых, с не переломавшимися голосами и отчаянно пытающихся выглядеть старше, чем они есть, до ребят, уже отслуживших в армии. У этих иногда дети и всегда — работа, но многим из них это ничуть не мешает участвовать в таких вот посиделках, разборках пацанвы, и, иногда до седых мудей, драках район на район.

Здесь… в смысле, и здесь конкретно, и в Чертаново вообще, идейных комсомольцев не слишком много. Народ в целом поддерживает власти, потому что они «наши», и потому, что все достижения страны, действительные или мнимые, Партия связала с коммунистической атрибутикой.