Critical Strike

– Есть три главных этапа пути, каждый из которых суть сам себе путь: рождение, учение и разрушение, – говорил шаман, и тени плясали на его лице. – Эти этапы последовательны, и любая жизнь проходит по этому порядку, подобно закипающей воде. Когда пузырек рождается на дне чаши, он крошечный, и внутри будто бы таится эмбрион. Поднимаясь к поверхности, пузырек растет и жизнь в нем претерпевает изменения, она расширяется, вбирает в себя силы и в конце, достигнув самого верха, – лопается, чтобы испариться, опуститься в воду, дойти до самого дна и снова обратиться в эмбрион…

– Вы разрушаете то, что осталось от вашей жизни, стало быть?

– Да.

– Но ведь за разрушением должно последовать новое рождение, верно?

Шаман улыбнулся.

Ложка, брелок для ключей, ключи. Ножик, две тетрадки, пустая сигаретная пачка. Заляпанная кровью бритва. Часы, перстни, амулет. Пустая бутылка с красивой этикеткой, баночка из-под антидепрессантов, авторучка, книжка, книжка, книжка. Костер заполыхал ярче.

Я полез в карман за очками, протер стекла, надел и повернулся к шаману.

Шамана не было.

Остался только далекий загадочный звук, одновременно пищащий и гудящий. Александр смотрел куда-то в черную морскую бесконечность, куда-то прочь.

Идолы уже растекались белыми лужицами, а барабан коптил черным едким дымом, когда мы покинули костер.

Социобиология

Боре 19 лет. Он учится в Музыкальной академии, играет на скрипке и на гитаре, иногда получает деньги за концерты. Боря одевается по-простому и лицо у него простое, он родом из небольшой латгальской деревеньки.

Ящику 24, он работает татуировщиком. Ящик учится на факультете теплогазоснабжения и вентиляции в Рижском техническом университете. Ящик сможет управлять стихиями, когда завершит учение. Правда, его уже два раза оставляли на второй год за долги. У него черные волосы до пояса; в любое время года Ящик носит кожаный плащ. На Ящика все остальные члены племени смотрят снизу вверх. Ящик приехал в Ригу из небольшого города Краславы, и у него вот уже год как есть девушка: Элли. Элли – рижанка.

Мне 22, я учусь в Рижском университете имени Страдиня на медика. Подрабатываю на скорой помощи медсестрой. В латышском языке нет слова “медбрат”, так что я – медсестра. Я из Даугавпилса. Одеваюсь во все широкое и свободное, и всем кажется, что я упитанный. Я ношу очки.

Александр точно старше меня, но, возможно, младше Ящика. Александр – рижанин. Он учится в Латвийском университете на заочном, работает в частной компании, занимающейся аудитом предприятий. У Александра есть деньги и машина, за которую он выплачивает кредит. Лицо у Александра треугольное, стрижка площадкой и козлиная бородка. Выглядит он всегда убедительно, даже если стоит по уши в дерьме.

Все эти незначительные на первый взгляд факты становились очевидными, когда дело доходило до отношений с женщинами. У Ящика все было просто, у Ящика была Элли, всем же остальным периодически хотелось женского тепла, и нужно было его где-то искать. Мы искали в барах.

В Ильгюциемсе, где мы жили, раньше было довольно много хороших баров, но все они с приближением кризиса магическим образом трансформировались в залы игровых автоматов: и старый добрый ментовский бар, и бар возле Нельды, и даже из “Феникса” убрали столы, и заполнили образовавшееся пространство железно-неоновыми деньгоедками. Выжившие бары были нам не по карману или просто не нравились.

Поэтому мы ездили в центр.

Кризис принудил нас перебраться в бар “Готланд”, который ничем особым не отличался, разве что небольшой аквариум в одну из стенок был встроен. Пиво там было дешевое и достаточно дрянное, но люди собирались неплохие.

– Эх, девушку бы, – пробормотал пьяный Боря. Александр и Ящик ушли покурить и купить сухариков, а мне было лень забивать трубку, и я остался с некурящими – с Элли, Серафимом и Борей. – Стеееп, сделай мне амулет какой-нибудь…

Боря уже час глазел на милую девчушку в белой рубашке, сидевшую в одиночестве через два столика от нас. Все никак не решался подойти. Элли игриво подмигнула: мол, ну же, шаман, сделай уже что-нибудь. Я улыбнулся, нащупал в кармане любимый красный мячик Серафима и незаметно кинул его на пол в сторону девушки.

– Ой, ой! – вскрикнула она, заметив Серафима. Тот подобрал мячик и принялся с ним забавляться. – Ребята, это ваш?

– Наш! – согласился Боря и тут же оказался за ее столиком.

– Какой милый… А кто это, что за зверек? Фретка?

– Это хорек, домашний хорек. Они уже давно одомашнены, – пояснил Боря. – Вот на картине Леонардо да Винчи “Дама с горностаем” на самом деле домашний хорек, а не горностай. А если говорить о фретках, – это то же самое, что домашний хорек, но…

Элли состроила мне угрюмую рожицу, и мы с ней тихо посмеялись. Боря вернулся через три минуты; ему не помогло даже присутствие Серафима. Девушка ушла курить и больше не вернулась.

– Почему так? – отчаявшимся голосом спросил он, хлебая пиво.

– Потому что ты омега-самец. От этого не убежишь.

– Это еще что такое? – вяло поинтересовался Боря.